С 28 апреля — по 29 мая «У страха глаза велики»

Василий Цаголов конструирует разрывы в восприятии, совмещая различные масс-медийные клише. Он исследует рвущиеся шаблоны рецепции в ситуации несомненного, хотя и незаметного апокалипсиса визуальных привычек. Сегодня незакрашенный холст на его картинах сообщает о новой онтологии виртуализованного и иллюзорного мира, и о внеязыковом понимании образа. Современный образ в традиционном медиуме (например, в живописи) настойчиво напоминает о своем несуществовании.  Вместе с тем обольстительное саморазоблачение образов составляет самую захватывающую часть существования зрителя.
Художник анатомирует коллективное бессознательное и визуальность масс-медиа. Он обнаруживает глубокую вовлеченность того и другого в производство фантазмов.
Пример Василия Цаголова показателен тем, как мысль об искусстве предшествует работе художника и сопровождает ее. Когда живописец Цаголов после аскезы экспериментаторства вернулся к фигуративности, он радикализовал живописную иллюзию, лишив ее плотности и создав в ней разрывы, сквозь которые зазвучал голос самой реальности с ее не всегда очевидной психоделией. Незакрашенный холст в его живописи спорил с краской и авангардно утверждал катастрофу миметической традиции и картину как объект реальности, как реди-мейд.

Цаголова всегда интересовали разломы в постсоветской действительности, которые проявлялись в ситуациях тотального разрушения привычных моделей жизни и освоения новых и непривычных, в совмещении несовместимых реальностей. Разорванный социальный контекст указывал на онтологическое безумие обыденности, ставшей вдруг ирреальной, — именно так воспринимало действительность расколотое травмой распада империи восточно-европейское сознание. Художник сталкивал образы разных социальных пространств, конструируя зоны трансгрессии. В этих зонах обитали насилие, социальная модернизация, коммуникация, повседневность и идеология.

Мы читаем картины Цаголова как реальность медиального, как скрытое за визуальным знаком бессознательное этой реальности. Это то место, откуда к нам приходят ночные кошмары. Содержание медиума — другой медиум. Такое осмысление характерно для новых медиа, — так, Билл Моррисон показывает реальность пленки под движущимся киноизображением и таким образом конструирует сходный с цаголовским разрыв между носителем образа и воображаемым означающим.

В проекте «У страха глаза велики» Цаголов продолжает работать с глобальными репрезентациями России, в частности, с фигурами классического балета и кавказским терроризмом. Их соединение создает невероятно комичный эффект. Художник намеренно снижает градус искусства через дикий сюжет, традиционную технику, Мы видим трепетных девушек на сцене, слишком узкой для танца, но они танцуют, обмотанные тротиловыми шашками, к их ногам брошены цветы. Балерина в лодке на веслах. Балерина с автоматом Калашникова. Этот запредельный абсурд на фоне гор зритель пробует связать в историю, выходит не очень, Зритель защищается смехом. Картина служит проводником смыслов, неустранимо паразитирующих на изнанке масс-медиа. Она — медиум абсурда, но не сам абсурд. Чтобы не осталось никаких сомнений, с неба свисает театральная кулиса, пейзаж пересекает полоса орнамента, напоминающая о картинке в книжке. Разные медиареальности соединяются, чтобы разоблачать наше не наблюдающее за собой воображение.
Живопись Цаголова становится все более виртуозной и легкой, но важнее ее отношения не с формой, а с присутствием: она оставляет нас в реальности, оставляет нас наблюдать за наблюдающим, словно мы смотрим ТВ. Дело, однако, в том, что зритель теперь тот, за кем наблюдают, а наша реальность — и есть реальность телевизионного шоу.

Александр Евангели