Фрау Заурих -Эмилия Мильтон
Автор: Сергей Капков
В последние дни было много публикаций, посвященных столетию Татьяны Лиозновой. Я очень жду книгу-посвящение, которую собрал Вячеслав Юрьевич Шмыров. Часто вспоминаю два потрясения моей журналистской юности: юбилейные вечера в Киноцентре на Красной Пресне в середине 90-х в честь фильмов «Место встречи изменить нельзя» и «Семнадцать мгновений весны». Их сделал Слава Шмыров. Это были грандиозные, аншлаговые мероприятия с участием съёмочных групп едва ли ни в полном составе. Я смотрел с замиранием сердца и мечтал в будущем проводить такие же шоу. Не сложилось. Но речь не обо мне. Потрясающий знаток кино и кинолюдей Слава тогда нашёл ключик к Лиозновой, и она ему доверилась. Помню, как она сидела на сцене в кресле, а к ней поднимались «народные гестаповцы» по одному и подносили по цветку. Последним был прямой, как стержень, прекрасный Штирлиц — Вячеслав Тихонов. Шмыров смог оставаться рядом с Лиозновой все последующие годы, что, как я понимаю, требовало и терпения, и мудрости, и какой-то самоотдачи. Поэтому мечтаю о книге, собранной не по материалам из открытых источников, а фактически от самой Татьяны Михайловны.
Мне посчастливилось пообщаться с ней всего раз по телефону. Я готовил статью об актрисе Эмилии Мильтон, сыгравшей в «Семнадцати мгновениях весны» фрау Заурих. Лиознова не без удовольствия рассказала о ней. Впоследствии фрагменты из той статьи растащили в интернете все, кому не лень, естественно, без упоминаний автора. Сегодня я хочу сам поделиться цельным фрагментом из беседы с Татьяной Михайловной, которая состоялась больше двадцати лет назад...
«Я попросила Юлиана Семенова написать пару сцен с участием старой немки, надеясь, что ее сыграет Фаина Раневская. Семенов нехотя что-то сочинил — получилась жуткая ахинея. Но я сразу решила, что придумаю все сама в процессе съемок. Мы пришли к Раневской домой и показали сценарий. Фаина Георгиевна прочла и ужаснулась: „Это что за идиотство? Разве это можно сыграть?“ Я стала оправдываться: „Фаина Георгиевна, дорогая, это только наметки!“ Но она была непреклонна, и нам пришлось уйти. Тут я и вспомнила про Эмилию Мильтон, которая снималась у меня раньше в фильме „Рано утром“, где играла директора детского сада. В тот период она была в страшной печали — у нее умер муж, было мало работы в театре, в кино. Я почти никогда не снимала в своих фильмах артистов дважды, а тут поняла, что именно с Эмилией Давыдовной мне будет легко. И оказалась права».
Роли не было вообще, приходилось сочинять все буквально перед камерой. И Мильтон в этой ситуации оказалась незаменимой. «Когда я видела ее работу, ее очередную сцену с Вячеславом Тихоновым, мне так жалко было ее отпускать, что я тут же садилась за сценарий и писала продолжение их встреч», — призналась Лиознова.
Вот герои в лесу. Фрау Заурих в каких-то жутких ботах, найденных на складе киностудии имени Горького. «А как вы думаете, я еще сезон прохожу в этих ботинках?» — спрашивает она Штирлица. Эта фраза родилась спонтанно, но актриса замечательно ее обыграла. Или милые букетики цветочков, которые Мильтон очень любила и самозабвенно тыкала их Штирлицу в нос — это же настоящая находка!
А шахматы! Эмилия Давыдовна никогда в жизни не держала в руках ни ферзя, ни слона. Надо было изобразить настоящего шахматного аса, тем более что сама фрау Заурих была дамой с ярко выраженным чувством собственного достоинства. Мильтон хватала фигурки абсолютно безграмотно, и приходилось ее постоянно одергивать.
«Зачем нам понадобились эти шахматы? — объяснила режиссер, — Штирлиц все время думает. Он и за шахматами думает. Старуха постоянно что-то бубнит: „Сейчас я буду играть защиту Каро-Канн“, — изрекает она. „Что вы сейчас будете играть?“ — не понимает Штирлиц. Никто не знал, что это за защита. Даже я, которая и предложила эту фразу. Но ведь получилась замечательная сцена. „Ах, вы так? — восклицает фрау Заурих, когда противник делает неудобный ход. — Нет, так дело не пойдет! Вы так не ходили, и я так не ходила...“ Штирлицу все равно, он занят своими мыслями, а зрителю интересно...»
Но и этого показалось мало. Надо было сочинить историю этой женщины. Шахматы, гадание — это лишь кусочек жизни, за который хватается фрау Заурих. У нее была семья, умер муж, погибли дети... Лиознова попросила художника раздобыть какие-нибудь побрякушки, которые старуха носила бы с собой: бусы, флакончик с остатками духов, лорнет. Так родился этот мешочек, который фрау Заурих достает вместе с шахматами: «Это ожерелье моей мамы. Она его очень любила...» — говорит она.
А сцену вечеринки Татьяна Лиознова придумана больше из-за Габи: «Мне было важно щелкнуть по носу эту молодую особу, которая положила глаз на Штирлица. „Почему фрау Заурих относится к вам с такой нежностью? — спрашивает она у Штирлица в танце. — Может быть, вы напоминаете ей ее сына?“ Штирлиц молчит. „Или она вам напоминает вашу маму?“ Так родилась моя любимая фраза, которая расставила все точки над и. „Из всех людей на планете я больше всего люблю стариков и детей“. Габи к ним не относилась... Больше всего я переживала и ждала ударов именно по этой сцене. Кто-то мог заявить, что Штирлиц вообще голубой. Я очень этого боялась. У меня была даже написана сцена, можно сказать, любовная, которой должна была начинаться вся картина. Штирлиц лежит на траве в лесу, а Габи собирает цветы. И когда она сплела венок и обратилась к нему с каким-то вопросом, вдруг увидела, что он спит. И тут во сне он восклицает по-русски: „Мама!“ Заявочка для начала фильма была будь здоров! Но я эту сцену сама и отвергла. Во-первых, мне нужна была бы Джульетта Мазина, чтобы ее сыграть. А во-вторых, пришлось бы развивать и тему этого русского „мама!“ Мне так не хотелось впутывать сюда гестапо! В общем, все начинается со встречи Штирлица с фрау Заурих, чем я очень довольна и бесконечно благодарна Эмилии Давыдовне Мильтон за совместную работу. Эту актрису, этого человека я очень люблю».