С 7 декабря. Свободные художники Петербурга. Выставка «Античность».

Неожиданно и отрадно, когда это происходит нынче в окружении постмодернистских игр и интерпретаций, возникает как альтернатива тому, что почитается «актуальным искусством» и так занимает тех, кто привержен моде. Восемь петербургских художников — уже известных, очень, по сути дела, разных — нашли общность именно в интересе к эллинским мотивам и идеям, к тому, что без пафоса можно назвать вечными ценностями. Каждый сохраняет свою индивидуальность, у каждого свои устремления, манера, своя творческая биография. Но сейчас их сблизила общая цель. Сейчас они образуют группу «Параллельные миры».

Руководитель проекта, Александр Кондуров, сумел напитать свое уже сложившееся, рафинированное по мысли и живописной фактуре философическое искусство тонкими реминисценциями античного мира, его линейными ритмами, интеллектуализмом, богатством пластических аллюзий, устремленностью к преодолению Хаоса гармонией.

Латиф Казбеков — признанный мастер акварели, сотворяющий особое художественное пространство на рукотворной бумаге, самой сутью своего обращенного к миру легенды творчества, естественно и радостно входит в мир античных реминисценций. Поэтизируя молекулярные частицы былой и сущей природы (олива), он создает филигранную картину космоса через его частицу.

Люся (Людмила) Кондурова с редкой хроматической и пространственной мощью передает в своих холстах суровую красочность древних эллинских образов, глубоко проникая в обаяние архаической культуры и внося в собственную манеру торжественную монументальность. В ее работах мы видим былое сквозь нынешнее, угадываем в обыденном эпос.

Неожиданно ярко реализовал свою живопись в этом проекте Валерий Лукка. В его холсты — обычно обостренно импровизационные, полные пластических метафор — вошли величественные ритмы, поступь оживших мраморных куросов, природа Эллады, величавый и драгоценный покой гротов, словно помнящих голоса аргонавтов, море, скалы...

Античные мотивы словно ждали своего часа, чтобы свободно и естественно влиться в искусство Вячеслава Михайлова. Художник, наделенный тончайшей восприимчивостью к классическому искусству, он со свойственным ему темпераментом и чувством стиля воскрешает будто в отдаленных, но слепяще ярких воспоминаниях мощь фидиевского резца и триумфальные перспективы мраморных зданий Акрополя. Надежда Николаева — тонкий мастер графики и одаренный, изысканный живописец. Она обладает богатейшей фантазией и особым вкусом к красноречивым и слегка зашифрованным деталям ассоциациям, из которых искусно плетет на бумаге ручного литья мерцающую вязь воспоминаний, видений, отдаленно и несомненно перекликающихся с иконосферой уходящих образов архаической Греции.

Алексей Талащук — известный, сложившийся мастер — вводит в свои произведения античность и эхо греческих пластических идей с продуманной корректностью и превосходным чувством меры. Наделенный редким воображением, способностью создавать собственную художественную вселенную, владеющий великолепной живописной культурой, он знает, как добиться «гудения холста», напряжения изобразительной плоскости. Ему подвластна работа на тончайшей грани фигуративности и беспредметности, само «вещество искусства» в его полотнах и акварелях ощущается как мыслящая материя, рождающая потоки воспоминаний, мифологем, и потому эллинские мотивы воспринимаются в его работах естественно и гармонично.

И Олег Яхнин, признанный мастер графики — известен и своими живописными работами, отмеченными подлинной маэстрией, отточенным вкусом, и работами, где реальность причудливо синтезируется с воображаемым миром. Пылкий колоризм огранен у Яхнина стремительной и безошибочной линеарной структурой, что создает редкий, нервический эффект таинственной «гофманиады». Его прикосновение к античности парадоксально и вместе с тем естественно — в творчестве Яхнина очевидны классические корни, всегда соприкасающиеся (пусть и отдаленно) с эллинскими основами — пролегоменами европейской культуры.

Достойно уважения, что все эти столь разные художники решительно избежали всякой салонной красивости, на которую античность не раз толкала и крупнейших мастеров прошлого. Они почувствовали и по своему реализовали подлинную Элладу — полнокровную, суровую, многоцветную, камерную и вместе с тем несравненно монументальную. В этих работах мерещится и грозное эхо эсхиловских трагедий, и светлый хмель от налитого из расписного кратера в хрупкие килики разбавленного родниковой водой молодого эллинского вина, и серьезная торжественность панафинейских празднеств. Эти вещи внушают надежду на возвращение к качеству искусства, на его неразрывную связь с минувшим, на возрождающееся понимание древности.