Открытый Российский кинофестиваль «Кинотавр». Дайджест прессы

Непрофессиональная актриса,  реальная барменша из Санкт-Петербурга, которую даже не пригласили на фестиваль, забрала главный приз «за лучшую женскую роль» в фильме «Охотник», а актриса Оксана Фандера получила скромный диплом, хотя ее роль в фильме  «Огни притона» по словам  режиссера Александра Гордона «лучшая женская роль в кинематографе за последнее десятилетие»....   
И если до объявления итогов еще хотелось поговорить о плюсах и минусах  той или иной картины, то после раздачи статуэток «причина» и «следствие» поменялись местами и на первый план  вылезли категории «необходимость» и «случайность».

 

Алена Солнцева, Московские новости, 14.06.2011
К появлению кино для обычных людей на «Кинотавре» оказались не готовы.
Конкурс 2011 года сильно отличался от предыдущих трех сезонов, за которые все привыкли, что на «Кинотавре» предпочитают авторское, новаторское кино. Уже сложилась система, отражающая положение отрасли в целом,- на площади перед Зимним театром показывали фильмы для широкого зрителя, создатели которых никаких художественных задач перед собой не ставили, а внутри кино смотрели эксперты, оценивая новизну, смелость, смысл авторских произведений. Но в этом году, скорее стихийно, чем по сознательному умыслу, конкурс «Кинотавра» почти наполовину состоял из картин, рассчитанных не то чтобы на массового, но и не на подготовленного зрителя, обращенных больше к эмоциям, чем к знаточеству. И тут обнаружилось, что к появлению такого кино у нас никто не готов. Конечно, ситуацию осложнило то, что ни так называемый артхаус, ни мейнстрим этого года не могли похвастаться по-настоящему хорошим качеством. Однако тенденцию нельзя было не заметить, но ее не заметили. Критики в опасении за судьбу авторских фильмов резко ополчились против первых слабых пока ростков отечественного мейнстрима, то есть психологического и рассказывающего истории кино. Прощая недостатки жестко и документально описывающему жизнь кино «новой волны», критики оказались весьма строги к попыткам этот язык приспособить к более традиционным по формату, ориентированным на обычного зрителя фильмам. К тому же вкусы членов нынешнего жюри (под руководством Александра Миндадзе работали такие ярые приверженцы нового искусства, как режиссер Андрей Прошкин, продюсер Сабина Еремеева, киновед Константин Шавловский, оператор Павел Костомаров) решительно не сочетались с предложенной программой. В 2009 году жюри возглавлял Сергей Сельянов, его недовольство конкурсом было весьма сильно, но тогда на «Кинотавре» презентовало свое кино поколение «новой волны». У них было сильное лобби и среди гостей, и среди членов жюри, и «Волчок» Сигарева победил, сломив сопротивление председателя. Главный приз достался картине Олега Флянгольца «Безразличие». Вручать его вышли всем составом, как бы показывая, что решение общее и ответственное. Однако, когда на национальном фестивале главный приз достается картине, снятой в 1989 году и даже тогда не являвшейся особо заметной, с формулировкой, в которой звучит что-то про времена, «когда про искусство думали больше, чем про деньги», — это безусловно не более, чем жест. Дескать, ничего хорошего в этом году мы не нашли, так и не будем поощрять то, что нам не нравится. Отметим инсталляцию, раритет, картину явно случайную и маргинальную, короткометражку, дополненную анимацией до полного метра, ничего более интересного нам не показали. Дальше все-таки пришлось давать какие-то оценки. Лучшим режиссером признали Бакура Бакурадзе за «Охотника» — медленное медитативное кино, рассказывающее про странных людей в сложных обстоятельствах (ему же достался приз критики). Это второй фильм режиссера, своим дебютом покорившего жюри 2008 года. На мой взгляд, Бакурадзе говорит на современном киноязыке, но смысл его высказывания не вполне ясен, что делает его фильм слишком закрытым для восприятия. Это чистый образец авторского кино, но из разряда дополнений и примечаний. Но уж совсем странным было двойное награждение фильма Виктора Шамирова «Упражнения в прекрасном»: за лучшую мужскую роль Константина Юшкевича и за сценарий. Когда так подчеркнуто отмечается снятый на пленку рядовой антрепризный спектакль, в сущности капустник о театральном «чёсе» (в котором, надо признать, исполнители отлично знают жизнь своих героев), можно предположить, что это тоже протест: дескать, то кино, что сегодня все снимают, так плохо, что лучше выбирать вообще не кино. А по поводу приза за дебют я с жюри согласна. Фильм «Бабло» Константина Буслова — зрелая и осмысленная работа, а то, что картина сделана в форме криминальной комедии, смотреть ее легко, но она вовсе не примитивна,- дополнительное достоинство. Призами были еще отмечены документальная картина Виталия Манского «Родина или смерть», операторы Ибен Булл и Эдуард Ильин («Портрет в сумерках»), музыка Александра Маноцкова к фильму «Мой папа Барышников». В этом году среди конкурсных фильмов не оказалось ни одного безусловного фаворита, да и объективно конкурс был значительно слабее. Однако решение жюри многих повергло в совершенное недоумение, а часть участников сочло себя оскорбленными. Хотя вряд ли члены жюри имели желание продемонстрировать сообществу неуважение. Скорее они пытались найти решение, которое бы не подвергло сомнению их вкус и профессионализм. Еще один протестный выбор жюри: за лучшую женскую роль наградили актрису из этого же фильма Татьяну Шаповалову. Но она не профессиональная актриса, ее героиня куда в большей степени создание режиссера, которого уже и так наградили. При этом хорошие актерские работы на фестивале были. Что подтвердило и жюри, вручив утешительный диплом Оксане Фандере из фильма «Огни притона» (да, фильме наивном и архаичном, неладно скроенном, но тем больше заслуга актрисы). На мой взгляд, работы Ольги Дыховичной в фильме «Портрет в сумерках» или Ольги Симоновой из «Бедуина» не менее достойны обсуждения, как бы ни относиться к фильмам в целом.

Андрей Плахов, Коммерсантъ, 14.06.2011
Экстравагантный микс мейнстрима и артхауса на «Кинотавре» завершился обескураживающим результатом. Жюри во главе с Александром Миндадзе, отсмотрев программу новейших работ наших кинотворцов, наградило главным призом «Безразличие» режиссера Олега Флянгольца — фильм, снятый двадцать лет назад, но снабженный анимационными вставками и приведенный в состояние готовности лишь сегодня.
«Русское кино в жопе, только Федя Бондарчук молодец» — так, кажется, звучал зачин фильма «Изображая жертву», победившего пять лет назад в Сочи. Оказалось, что Федя Бондарчук, ныне возглавляющий попечительский совет «Кинотавра» и представляющий под флагом «Единой России» проект «Киноклуб» на форуме «Кино России-2020», был молодец всегда. Даже когда совсем в юности, с буйной шевелюрой, снимался в черно-белом «оммаже» кинематографу 60-х годов — немножко под Годара, немножко под Хуциева. Это романтическое упражнение в прекрасном и называется «Безразличие». То, что в начале 90-х выглядело робким подражанием, сегодня приобрело двойную ностальгическую ауру и черты уникального артефакта. Конечно, это фильм для некоего специального приза — но жюри выдало ему главный от безысходности. При всех своих стараниях оно не смогло выявить лидера, скрытого в селективной выборке из четырнадцати фильмов сочинского конкурса. Если исходить из режиссерского масштаба, очевидный лидер был «Охотник» Бакура Бакурадзе. Бескомпромиссная в своей суровой эстетике стенограмма метаний фермера между участью убивать и быть убитым, подобно скоту, одних восхитила, других взбесила. Жюри присудило ему респектабельный, но все же не главный приз за режиссуру и отметило как лучшую роль скотницы, вчерашней зэчки, сыгранную непрофессионалкой Татьяной Шаповаловой (эта пощечина гламуру стала еще ощутимее от диплома, дополнительно присужденного Оксане Фандере из другого фильма, «за уникальное сочетание красоты и таланта»). Критики, образовавшие альтернативное экспертное жюри, тоже наградили «Охотника» своим призом. Но на них обрушился шквал обвинений, в том числе и от коллег, в пропаганде аутизма и скуки, в следовании замшелым фестивальным критериям и в полном отрыве от живой демократичной аудитории. Идеалом последней оказался режиссерский дебют Константина Буслова под бодрым названием «Бабло». Конечно, этот ладно скроенный комедийный боевичок выигрывал по сравнению с трэшевым B-movie «Вдребезги» Романа Каримова. И даже с эклектичным «Бедуином» Игоря Волошина: драма женщины, становящейся суррогатной матерью мультикультурной гейской пары, чтобы заработать денег и спасти дочь от лейкоза, хорошо начиналась, но увязла в чересчур резких для данного случая жанровых и сюжетных перепадах. Не могли конкурировать с «Баблом» и «Огни притона» Александра Гордона. Вывожу из обсуждения эту одесскую историю о святой блуднице по просьбе автора, подчеркнувшего, что делал ее не для критиков. Но боюсь, что и продавщицы из Ставрополья, на чью любовь он ссылался, не обеспечат ему кассы — разве что в «Закрытом показе». А вот за «Бабло» я совершенно спокоен — и думаю, ничего бы не изменилось, если бы в Сочи его не проштамповали клеймом «лучший дебют». Впрочем, выбор у жюри был невелик: дебютов много — толку и надежд мало. Из этого ощущения и родился концептуальный триумф «Безразличия»: это был диагноз современному кино и напоминание о том времени, когда искусство казалось важнее денег. Нынешний «Кинотавр», как в зеркале, отразил хаос, образовавшийся в результате реформы финансирования и реструктуризации кинопроизводства. «Бабло» как понятие и фетиш окончательно оккупировало мозги не только продюсеров и прокатчиков, но также сценаристов и режиссеров. Совпали сразу два кризиса. С одной стороны, фиаско крупнобюджетных проектов, девальвация соблазнительной идеи русского блокбастера. С другой — перепроизводство «тошнотворного» артхауса, который тоже становится все более дорогим. Режиссеры с амбициями ушли в фестивальное гетто, а на отечественном рынке воцарился провинциальный малобюджетный мейнстрим, в лучшем случае перерабатывающий инфантильные восторги от англоязычных кинохитов позавчерашнего дня. Роман Каримов пытается дать русского Тарантино, а Константина Буслова объявили нашим Гаем Ритчи. Опыты аналитического кино, ставящего обществу вопросы, пускай даже в жанровой или развлекательной форме, становятся все более редкими, о чем тоже свидетельствовал сочинский конкурс. Один из таких редких фильмов — «Громозека» Владимира Котта — строился на крушении иллюзий потерянного поколения, взращенного на советской символике и тут же брошенного в омут дикого капитализма. Но хотя слова исполняемой ансамблем троих друзей песни «завтра будет лучше, чем вчера» звучали практически позывными «Кинотавра», проблематика этой картины была скорее обращена во вчерашний, а не в завтрашний день.Что касается сегодняшнего, его болевые точки прощупывали авторы фильмов «Портрет в сумерках» и «Елена». Создатели первого — режиссер Ангелина Никонова и играющая главную роль Ольга Дыховичная (она же соавтор сценария) — используют в качестве манка мазохистскую эротику, но ставят ее в феминистский и социальный контекст. Приключения новой «дневной красавицы», жены скучного бизнесмена, в антимире ростовских ментов и прочих брутальных простолюдинов не всегда мотивированы сюжетно, но эмоционально впечатляют — во многом благодаря операторам Ибену Буллу и Эдуарду Ильину, которые получили за свою работу заслуженный приз.
«Елена» Андрея Звягинцева попала на закрытие «Кинотавра» уже как каннская лауреатка, которой соревноваться с другими не по чину. И она действительно смотрелась отдельно от других картин. Без нажима и истерики, без излишних моральных сентенций нам явили тихий апокалипсис, или, если угодно, новую ползучую революцию, в которой бескровным орудием пролетариата становится виагра. Это был единственный в сочинской программе фильм, который в силу своего художественного масштаба не укладывался на полку мейнстрима или артхауса. Конфликт этих (еще недавно диковинных для русского слуха) понятий существует, но оба теперь являются частью одного и того же далекого от гармонии мира — как элитная жилплощадь на Патриарших и люмпенские трущобы в Люберцах.

Виктор Матизен, Новые Известия, 14.06.2011
Сестрам по серьгам
На «Кинотавре» победило «Безразличие»

Конкурсная программа 22-го Сочинского кинофестиваля была на редкость репрезентативной в том смысле, что отразила сумбур, воцарившийся в головах кинематографистов вследствие торопливой, небескорыстной и неумной реорганизации системы господдержки кино. То, что главный приз фестиваля достался «Безразличию» Олега Флянгольца, оказалось символичным: жюри во главе с Александром Миндадзе предпочло современным экзерсисам картину, начатую 22 года назад, по сути не законченную, обращенную в прошлое и демонстрирующую в лице Федора Бондарчука пропасть между «тогда» и «сейчас».

Кроме фильма Сергея Швыдкого и Фуада Ибрагимбекова «Летит» (подробнее – см. «НИ» от 09.06.2011) на уровне плинтуса была снята картина Резо Гигинешвили и Алисы Хмельницкой «Без мужчин». Слух о том, что обе картины попали в конкурс «по блату», в итоге оказался неверным. Это, с одной стороны, внушает беспокойство за состояние российского кино, так как никто не смог назвать ни одного лучшего, чем эти, фильма, формально удовлетворяющего условиям фестиваля, а с другой – радует, поскольку свидетельствует о честности организаторов «Кинотавра».
Часть фестивальной публики взбудоражил «Портрет в сумерках» Ольги Дыховичной и Ангелины Никоновой – сто первая киноистория о том, как женщина полюбила одного из своих насильников. Новизна подачи этой затрепанной со времен «Ночного портье» истории в том, что жертва является  дочерью влиятельного папы и социальным работником, имеет никчемного мужа и вульгарного любовника, а ее новый звероподобный кавалер – гаишник, вместе с напарниками насилующий на дорогах одиноких женщин. Поскольку поведение героини находится в полном несоответствии с ее социальным статусом, а бытовые нестыковки встречаются чаще, чем прохожие на улицах провинциального города, где происходит действие, кажется, будто фильм снят иностранками, не знакомыми с российской жизнью. С другой стороны, незаполненность и противоречивость картины побуждает определенную долю культурной публики вносить в картину всевозможные смыслы, видеть в ней «достоевские» глубины и заниматься умственными спекуляциями на пикантную тему. Единственное оправдание, которое могла бы иметь эта история – быть сюжетом в сюжете о том, как интеллигентная сценаристка с реальными комплексами и психологическими проблемами воображает себе описанное выше. Но на такой комедийный поворот авторы фильма явно не способны.
Сходные претензии можно предъявить «Бедуину» Игоря Волошина, героиня которой становится суррогатной матерью, чтобы на полученные от заказчиков деньги вылечить родную дочь от лейкемии. Сначала рассказ вызывает сочувствие, но масса смысловых несоответствий и стремление автора привлечь зрителей маловероятными событиями приводят к тому, что сочувствие перерастает в недоверие, после чего интерес к фильму пропадает. Не мотивирован и сюжет в завершившем фестивальный конкурс фильме Александра Гордона «Огни притона» по сценарию его отца Гарри. Время действия – 1958 год, место – одесская квартира с двумя съемными девочками и бандершей (Оксана Фандера). В фильме с ностальгической интонацией передано обаяние старой Одессы и ее чудной русско-украинско-еврейской речи, но неясность обстоятельств, непроработанность персонажей, несовершенство режиссуры, затяжная «деревенская» часть в полуфинале и отсутствие внятных смысловых интенций делают его необязательным упражнением на заданную тему. Однако будет крайне интересно посмотреть «закрытый показ» этой ленты, который намерен устроить режиссер-телеведущий, а потом узнать, как скажется такая раскрутка на ее кинотеатральном прокате.
Фестиваль закрылся долгожданной картиной Андрея Звягинцева «Елена», недавно получившей престижную награду в Каннах. В этой работе много замечательного – внятная, острая, современная и незатертая история о богатых и бедных, высокая операторская и режиссерская культура. Однако во время просмотра возникает ощущение, что перед нами короткометражный замысел, растянутый до полного метра за счет проходов, проездов, панорам и избыточных сцен, особенно удивительных при бесспорном умении Звягинцева создать в лаконичном эпизоде исчерпывающее представление о персонажах. Вероятно, дело в том, что и в «Охотнике» Бакурадзе, а именно – в несовпадении внутреннего ритма постановщика и зрителей, приученных к быстрому считыванию визуальной информации.
Тем не менее, собравшиеся на фестивале представители Гильдии киноведов и кинокритиков присудили своего «Слона» (не путать с «Белым слоном», который вручается по итогам года) фильму Бакурадзе (он же получил от основного жюри приз за режиссуру), а диплом отдали документальной ленте «Родина или смерть» Виталия Манского.

Владимир Лященко, Газета.ru, 09.06.2011
Дневник «Кинотавра»: очередными участниками конкурса на лучший российский фильм стали психоделический лубок по Бунину и комедия про выпивающих шутников с Гошей Куценко, ставшая вторым хитом фестиваля после «Бабла» Константина Буслова.
На пятый день «Кинотавра» было запланировано обсуждение проблем и перспектив использования интернета в качестве пространства для проката кино с участием основателя и директора онлайн-площадки для киноманов MUBI. Увы, Эфе Чакарэль в Сочи не прилетел — живое общение заменили видеоконференцией с создателем интернет-кинотеатра, пользователи которого могут за деньги посмотреть классиков и современников, а бесплатно — увидеть, например, ретроспективу какого-нибудь корейца или каннский короткий метр (сайт в этом году стал партнером Каннского кинофестиваля). Ничего сенсационно нового сказано, впрочем, не было: говорили о неизбежном уходе кино в интернет, о том, как уговорить зрителей платить за просмотр в сети, когда почти все можно посмотреть бесплатно благодаря пиратству и торрентам, и так далее. Не пытались соперничать с выступлением, данным накануне Александром Башировом, и участники пресс-конференций фильмов «Бабло» и «Охотник». В конкурсе показали психоделический лубок (есть мнение, что это в некотором роде и мистический триллер) по мотивам рассказа Бунина «Суходол» Александры Стреляной, ученицы Алексея Учителя (он выступил продюсером картины). Сюжет про судьбу сироты Натальи, изгнанной из барского дома на дальний хутор, а затем возвращенной в суходольский дом — прислуживать сходящей с ума от несчастной любви барышне — в фильме сведен до пунктира, связующего равно туманные сны и явь. Снято все так, что то синие поля волнуются, то безумная барышня в черном платье оборачивается на пару минут статических планов в не менее проблемную героиню какого-нибудь другого фильма — «Пианино» Джейн Кемпион, например. В другие моменты она с венком на голове становится Офелией с выставки художников прерафаэлитов. В лучшем мире «Суходол» мог бы стать русской почвеннической «Сонной лощиной» — хтоническим хоррором про то, что все бесы в людях либо от избалованности и лености души, либо от безграмотности. В нашем мире получился набор сцен, отсылающих к деятельности коллективов народного творчества и этнографов, про то, как буйное и темное живое языческое пробивается сквозь формальное православное: реконструкция обряда изгнания бесов, реконструкция предсвадебного плача невесты (не заплачет — не будет счастья), пара протяжно печальных песен. Моменты, не связанные с этнографическими зарисовками, не менее декоративны — чего стоит один карикатурный хохол, на хуторе которого трудится Наталья: оселедец, шаровары, кушак, условный украинский язык. Завершали конкурсную часть дня «Упражнения в прекрасном» — перенесенная на кинопленку пьеса про четверку театральных гастролеров и их молодого администратора (сам он настаивает на термине «гастрольный директор»), которые колесят по провинции с антрепризным спектаклем. Пьесу написали и играют в Театре им. Моссовета те же люди, что появились на экране: режиссер спектакля и фильма Виктор Шамиров (он же играет актера-меланхолика Альберта), играющий звезду антрепризы Гоша Куценко в парике и Константин Юшкевич (в фильме — актер-балагур Вася). Администратора на сцене и на экране изображает Павел Савинков, а с ролью актрисы-студентки, срочно выписанной на замену заболевшей участнице проекта, вышло так, что и для фильма потребовалась замена: вместо моссоветовской Анны Островской Алису играет Ксения Радченко. Коллективная исповедь на тему актерского призвания, живописующая в форме анекдота театральное закулисье, оказалась первым фильмом в конкурсе, на котором зрителям не хватило мест в зале: заполнены были даже все ложи. Успех картины свидетельствует: соперничать за зрительскую любовь с комедией про миллион долларов может, наверное, только комедия про выпивающих шутников, в душе каждого из которых живет герой-лирик.

Ирина Корнеева, Российская газета, 06.06.2011
Случилось то, о чем много говорилось и втайне долго мечталось, но верилось с трудом. Открытый российский кинофестиваль «Кинотавр» поменял программный вектор с артхаусного кино на жанровое.
По крайней мере на этот год. По меньше мере на добрую половину конкурсного списка. И теперь вместо чернушных историй, после которых просто не хочется жить, — это самая положительная эмоция из всех возможных, Сочи неделю «Кинотавра» будет смотреть преимущественно нормальное кино для людей. В природе и характере которых нет хронической склонности к созерцанию насилия, агрессии и суицида и патологической зависимости от психоанализа.Президенту «Кинотавра» Александру Роднянскому со сцены сочинского Зимнего театра и программному директору Ситоре Алиевой на камеры не раз пришлось комментировать такую непопулярную для киносмотров, но жизненно необходимую для отечественного кинематографа и, самое главное, зрителя фестивальную позицию. «Необходимости появления жанрового кинематографа, прообраза мейнстрима, способного удовлетворить интересы самой разнообразной, зачастую далекой от искушенных вкусов кинокритики аудитории, является на сегодня основной темой размышления многих кинематографистов, и фестиваль на это реагирует», — констатировал Александр Роднянский. «В какой-то момент «Кинотавр» стал фестивалем авторского кинематографа, и на этапе отбора мы видели немало неважных псевдоавторских картин, — вспоминала Ситора Алиева. На отказ люди странно реагировали — почему вы нас не взяли, мы специально снимали фильм для «Кинотавра». Это удивительный подход, спасибо, что люди думают о нас, когда снимают фильмы, но это самый неэффективный путь создания кино. Инфантилизм молодых продюсеров в этом и заключается... В этом году мы для себя увидели фильмы, где есть попытка делать комедию, а сценарии направлены в сторону историй, сюжетов и событий. Сегодня наступил момент, когда режиссеры позволяют себе по-настоящему экспериментировать с жанрами. Другой вопрос, что мы рискуем, показывая это кино, и несмотря на то, что мы в системе репрезентаций, мне кажется, весь риск показа ложится на наши плечи. Будут нас ругать, хвалить, — мы идем на это, потому что если этого не сделаем, то этого не сделает никто. И авторы сами не будут понимать, что они делают и зачем. Я считаю, важно по-настоящему рисковать именно фестивалю. Риск во всех смыслах оправдан, и мы рискуем, хотя всегда безопаснее показать ровное псевдосоциальное кино, в котором нет никаких вопросов и нет ответов. Но тогда я не вижу смысла делать программы».Открывший «Кинотавр» фильм Авдотьи Смирновой «Два дня» полностью отвечал новым гласным мейнстримовским требованиям фестиваля. Но не вошел в его конкурс только потому, что продюсером картины и исполнителем главной роли выступил Федор Бондарчук, с этого года являющийся председателем нового попечительского совета «Кинотавра», в который вошли Олег Дерипаска, Олег Добродеев, Виталий Игнатенко, Александр Ткачев, Сергей Толстиков и Михаил Швыдкой. Так вот что касается «Двух дней». «Мы сделали максимально зрительскую картину, — рассказывала ее режиссер Авдотья Смирнова. — Это не Комеди-клаб, но и не «Зеркало» Тарковского. Это жанр «Золушки», в котором надо сделать невозможное возможным. Если моя картина провалится в прокате (а в прокат «Два дня» выходят в сентябре. — Прим. ред.), сообществу прокатчиков надо будет массово самоубиться. Но меня это не удивит. Наши российские прокатчики очень плохо работают — в принципе они вообще не работают, а только любят жаловаться на отсутствие русского мейнстрима. Но есть несколько человек, которые пытаются пробить эту стену — делают качественный мейнстрим. Как они с этими фильмами работают? Никак. А как и когда давать очередной мультфильм — знаете, это не работа». Оправдан ли пессимизм Авдотьи Смирновой относительно будущего проката ее фильма, что может нравиться в этой картине зрителям и раздражать критиков, и вообще сможет ли повлиять фестивальный маховик и развернуть «избушку» к лесу (в условиях Сочи — к морю) задом, а к зрителю передом...

Лидия Маслова, Коммерсантъ, 08.06.2011
2-й Открытый российский кинофестиваль «Кинотавр» взял резкий старт, показав в первые дни все лучшее, что есть в конкурсе, прежде всего шестидесятническую черно-белую стилизацию «Безразличие» Олега Флянгольца и «Громозеку» Владимира Котта, реанимирующую эстетику семидесятых.
Двум лучшим фильмам «Кинотавра», впрочем, предшествовали два не слишком удачных — туристический мемуар «Родина или смерть» документалиста Виталия Манского, который, судя по солнечному и красочному видеоряду, прекрасно провел много съемочных дней на Кубе и запечатлел на пленке изрядное количество кубинок с хорошими фигурами, винтажных «Кадиллаков», фактурных негров, живописных помоек и свалок. Не менее насыщенной предстает жизнь офисного планктона в интерпретации Сергея Швыдкого и Фуада Ибрагимбекова в кинозарисовке «Летит»: картина наполнена обаятельными и гламурными молодыми людьми, много рассуждающими о любви, почувствовать которую они не способны, в результате чего один из них закономерным образом вылетает из окна вниз головой от экзистенциальной пустоты.
«Безразличие» на некоторых зрителей тоже произвело впечатление полной бессмысленности, несмотря на искрометность абсурдистских диалогов. Один из них происходит, например, между героями Федора Бондарчука и Александра Баширова: «Люди без еды живут семь дней, а дальше что? А дальше я тебя съем».— «Я горький».— «А я Троцкий». Чтобы оценить всю прелесть «Безразличия» в полной мере, надо обладать не только парадоксальным чувством юмора, но и изрядной кинематографической эрудицией — Флянгольц отсылает не только к советским шестидесятникам и к французской «новой волне», но и к малоизвестным польским фильмам, обладающим таким же мощным стилеобразующим потенциалом, как и внешность Федора Бондарчука образца 1989 года, когда начались съемки «Безразличия». За прошедшие 20 лет фильм Флянгольца выдержался и устаканился, и хотя стыки между старыми кусками и новыми не всегда выполнены идеально гладко, картина оставляет ощущение редкой эстетической цельности и осмысленности на чисто формальном уровне, что во многом снимает к ней вопросы на уровне содержания. Возможно, основную идейную нагрузку «Безразличия» следует искать не в рефлексиях героя Федора Бондарчука, а в полете в космос безымянной собаки, являющемся визуальным лейтмотивом картины.
Зато нельзя отказать в содержательной насыщенности фильму «Громозека» Владимира Котта — в центре сюжета трое школьных друзей за сорок, которых играют Николай Добрынин, Борис Каморзин и Леонид Громов, каждый из которых в принципе достоин приза за лучшую мужскую роль в смысле достоверности изображаемого отчаяния. Отчаяние это вызвано отношениями с женщинами: у кого-то это жена, у кого-то любовница, у кого-то дочь, но, как и в «Безразличии», психологическая составляющая картины сильно проигрывает стилистической: досмотреть «Громозеку» стоит не для того, чтобы узнать, развелся ли кто-то с женой или покатилась ли чья-то дочка по наклонной плоскости, а ради финального воссоединения членов ансамбля «Громозека», в серебристых пиджаках исполняющих песню «Птица счастья завтрашнего дня». При этих звуках становится окончательно безразлично, родина или смерть, летит или лежит, и хочется простить режиссеру все мелкие погрешности в бытовых деталях — просто за то, что он безошибочно уловил стилистическую доминанту того исторического периода, когда наиболее активные участники современного кинопроцесса были еще молодыми, красивыми и не лысыми.
 

Светлана Хохрякова, Портал Культура
На сочинском “Кинотавре” воссоздали образ влюбленного чиновника

22-й Открытый российский фестиваль, открывшийся в субботу в Сочи, стартовал новым фильмом Авдотьи Смирновой “Два дня”. Предшествовала премьере лаконичная церемония открытия и вручение приза “За честь и достоинство” кинорежиссеру и актеру Андрею Смирнову. Не так давно он отметил 70-летие. В картине своей дочери Андрей Сергеевич сыграл роль нечистого на руку министра культуры, готового на всякое непотребство. Реальный наш министр культуры Александр Авдеев тоже поднимался в тот вечер на сцену с приветственным словом. Тему для выступления ему подкинули организаторы фестиваля и Иван Охлобыстин, прочитавший с экрана и со сцены монологи от лица представителей кинематографических профессий и зрителя. Последний высказал свое отношение к прекрасному под названием “кино”: “Супругу хочу протусовать. Чипсов хочу и спецэффектов”. Таков наш недалекий зритель. Можно сказать, что это стереотип восприятия, когда б не статистика, приведенная на “Кинотавре” Даниилом Дондуреем и его коллегами. А вот воссозданный Охлобыстиным образ кинопрокатчика мало кого устроил. Александр Авдеев взял на себя труд откомментировать явно приукрашенный его облик. Прокат, по словам министра, должен быть умным, не только отбивать деньги, но еще и отвечать интересам российской культуры. Если верить режиссерам, то ни на что подобное эти люди не способны. Нам даже в завуалированной форме предлагалось “замочить” словом одного нерадивого прокатчика. Много странного приключилось уже в первые дни. Андрей Смирнов, принимая награду, признавался в любви к кинематографической тусовке, самой лучшей в мире. При этом умудрился оскорбить журналистов, вспоминая свою речь на Венецианском кинофестивале, где выдал чудную тираду в адрес иностранной прессы: “Я думал, только русские критики дебилы, оказывается, и вы не лучше”. Честно говоря, на этом его заявлении многие поперхнулись. Дальше – больше. Прославленный создатель “Белорусского вокзала” вспомнил давний сюжет из собственной жизни. Надо было платить алименты (надо полагать, предназначенные дочери Дуне), а денег нет. Жена предложила утолить печаль в Доме кино – пропить остатки. Там-то и произошла встреча с покойным режиссером Виктором Титовым. Он получил потиражные и предложил взять у него взаймы, дабы избежать искушения и не пропить честно заработанное. Забавная, конечно, история про неуплату алиментов, но какая-то неуместная в момент получения награды с обязывающей формулировкой. Можно было утешиться лишь тем, что Андрей Сергеевич сказал позднее: люди, мол, несут такое, что кажется, что они спятили. Но Михаил Ромм считал: прежде чем судить о том, спятил режиссер или нет, надо узнать, над какой темой он работает. Андрей Смирнов заканчивает картину “Жила-была одна баба”, но это в данном случае мало что объясняет.
 А картина, судя по фрагментам, обещает стать заметным событием в небогатом на такого рода достижения отечественном кино.
Герой же картины “Два дня” Авдотьи Смирновой в исполнении Федора Бондарчука – высокопоставленный московский чиновник, который приезжает в провинциальный музей-усадьбу, где некогда жил и творил классик русской литературы, имя которого знакомо далеко не всем. Местный губернатор намерен отобрать у музея земли, чтобы возвести на них совсем иные объекты. Но неожиданно для самого себя московский чиновник влюбляется в сотрудницу музея – тургеневскую девушку. Более того, функционер федерального масштаба полюбил всех этих странных людей, работающих в музее и ползающих перед начальством на коленях (в буквальном, а не переносном смысле слова). То есть нам намекают: и среди федеральных чиновников попадаются люди. Ну а очередной герой Федора Бондарчука вновь олицетворяет единственного жениха российского кинематографа, и он опять намерен жениться. Наутро после премьеры состоялась пресс-конференция, слишком нервозная и неприятная, какой быть не должна. Ясно, что режиссер, вложив немало сил в свое творение, нервничает, но не до такой же степени, чтобы в недопустимом тоне разговаривать с посторонними людьми. Авдотья выступила еще и с резким заявлением по поводу того, что фамилия продюсера картины Рубена Дишдишяна, опального экс-главы компании ЦПШ, была изъята из титров. Она назвала это низостью и подлостью и совсем не боится последствий подобных заявлений, что ее картине будет завален прокат. Сообщество наших прокатчиков работает плохо. И если “Два дня” провалятся в прокате, всем им надо убиться, считает Смирнова. Никто и слова не успел сказать, как посыпались обвинения в том, что критики вечно говорят об отсутствии мейнстрима. И вот вам – сделали “качественный мейнстрим” (творцы теперь сами дают себе оценку), а критики-де говорят: зачем ты сделал его, а не авторское кино. Авторское кино – это к Хомерики. Вроде бы ничего плохого не имелось в виду при упоминании имени коллеги, но интонация показалась не вполне корректной. Случай с Ларсом фон Триером на Каннском кинофестивале не заставил людей корректировать свои публичные речи, потому как у нас за “базар” не призывают к ответу. Но Федор Бондарчук (надо отдать ему должное) бросился спасать ситуацию и сумел слегка смикшировать ее.

Авдотья Смирнова убеждена, что мир чиновников в наибольшей степени враждебен миру интеллигенции. Снимала она про “жидомасонскую интеллигенцию, которая хранит культуру”. А власть в России практически всегда унижает интеллигенцию, презирает ее. Кое-кто, правда, решил, что автор фильма прогибается под “Единой Россией”, что на самом-то деле Смирнова озабочена лишь тем, как воспеть чиновничий клан. Споры о русской интеллигенции возникают на “Кинотавре” не в первый раз. Сколько шума было в свое время, когда один из режиссеров назвал ее дрянью, употребил и словцо похуже. Помимо подобных инцидентов, идет обычная фестивальная жизнь: показывают кино самого разного толка, есть несколько многообещающих короткометражек. Дали мастер-классы Клер Дени, приехавшая из Франции на пару дней, неожиданно разговорившийся Шарунас Бартас. Документальный фильм Виталия Манского “Родина или смерть”, снятый на Кубе, поразил своей фактурой, кадрами эксгумации, тем, что на Острове свободы покойник после двух лет лежания в земле должен освободить место “товарищу по несчастью” и перекочевать в виде обломков в картонную коробку на склад. Так что забыли о художественной составляющей картины и обсуждали ситуацию на Кубе. И опять-таки тема проката встала во весь рост. Прогноз неутешителен: если на Западе можно рассчитывать на зрительский интерес к фильму, то у нас он проблематичен. Тему продолжили на форуме “Кино России 2020”, который состоялся в рамках фестиваля. Произвел он удручающее впечатление. Опять наши чиновники поразили казенностью речей, безразличием, кондовостью формулировок. Один из них просто усыпил аудиторию, зачитав по бумажке свою речь в духе Леонида Ильича Брежнева. Как могут поднимать киноотрасль люди, напрочь лишенные темперамента? А между тем наш зритель не испытывает никакого интереса к качественному кино, будь то российская или американская продукция. Больше половины снимаемых у нас фильмов растворяются в неизвестности, они не востребованы ни прокатом, ни фестивалями. Посещаемость по стране – 18 процентов. Один из участников дискуссии потребовал хоть одного показательного расстрела в отношении тех, кто утаивает миллиарды долларов в киноотрасли. На что из зала раздалась реплика Аллы Суриковой: “Всех не перестрелять!” Шарунас Бартас на своем мастер-классе заметил, что кино все еще остается балаганом в силу своего недолгого существования по сравнению с другими видами искусства. Можно сказать, что вся наша киноотрасль, отнюдь не в художественном, а в производственном смысле – сплошной балаган. Перед представлением фильма “Безразличие”, снимавшегося целых двадцать лет, на сцену неожиданно выскочил Александр Баширов, человек замечательный и эксцентричный, и устроил свой прелестный и фирменный мини-балаган. Он что-то прокричал о том, что мы рождаемся бессмысленно, не имеем месседжа, что только Федор Бондарчук думает, что он существует. Что мы присутствуем на отчаянно-уникальном фестивале, а Охлобыстин меняет православие на то, чтобы быть эффектным, но счастье нашего единения существует. Не разобравшийся в сути дела охранник вывел Александра из зала, так что на представление картины он не вышел. Со сцены призывали отпустить Баширова, но тот куда-то исчез.

Сэм Клебанов, продюсер, режиссер, кинопрокатчик, президент кинокомпании «Кино без границ»
Мои впечатления от Кинотавра и комментарии его итогов в видеоблоге на infox.ru: