Марианна Гончарова. «Дорога. Записки из Молескина»
Прекрасная Марианна (она же Maroosya) написала об удивительных встречах, подаренных ей дорогой, — с разными людьми, городами и странами. Каждое путешествие, даже самое маленькое, для нее очень важное событие, почти как высадка на Луну Нила Армстронга =). Конечно, это несопоставимые странствия в масштабе мировой истории, но очень важные для отдельной личности, тем более для такой чуткой, а главное, блистательно записывающей свои впечатления Марианны. Едва выйдя из дому, совершая свой первый неуверенный шажок в новое интересное и неведомое, она уже с порога начинает вертеть головой, рассматривать и прислушиваться. Как оберег ее всегда сопровождает очень простая, но важная мысль: если ты отправляешься в путь с добрыми намерениями, то путь этот будет счастливым...
Из «Услышанного в пути»
— Нет, он хороший. Когда трезвый. Но почти не зарабатывает. Сейчас балетмейстеры не особо получают, знаете. Зато его повсюду приглашают на мастер-классы. В нашем Рязанском управлении культуры он считается лучшим специалистом по кадрили...
*
— Такой был неглупый парень, с чувством юмора, душевный. А какие пальцы, какая техника! Конкурс «Новые имена выиграл» слету! Шопена играл — зал плакал. И что — полез в депутаты. Ну вот надо было ему? Это все его папаша: «Надо расти. Надо расти. Вот вылезешь наверх, все сможешь решить. И тогда будешь в Париже на роялях играть». И что? Вырос. Дальше некуда. Наглый стал.. В телевизоре мелькает. На трибуну полез. Короче, теперь рояль можно досками забивать. Крест накрест. Зато папа его счастлив. Вылез. Наверх... Боже мой, и как низко пал. Как же низко пал...
*
— Она уезжала на целый месяц и попросила кормить ее старенького мужа. По чуть-чуть, диетическим, потому что он у нее больной, такой больной. И я кормила этого больного. Я наливала этому больному миску борща, я лепила этому больному вареники, я отбивала этому больному во-такие отбивные!
И через месяц он у меня был здоров!
*
— Ооох! Пошел с семьей собирать грибы. Взрослый человек. Два сына. Трезвый. Вроде нормальный. Ну так мне казалось. Увидел гадюку. Захотел с ней сфотографироваться. Нормально? Нет, ну нормально? Вся морда в укусах. Жгут хотели наложить, пока до больницы довезем, так не на что — только на горло!!! Еле выкарабкался. Поехали на море. Пошли в океанариум. Полез к тюленю. Говорит, хотел потрогать. Тот его плавником по уху. Как залепил, слушай! А у тюленя плавники же короткие, это ж надо было подлезть так близко, чтобы от всей тюленьей души схлопотать, ну?
Полез вчера за мячом в соседям. Зачем? Мяч уже рваный, никому не нужный. Нет, полез. Коза, мирная вроде, спокойная, погналась за ним, Чуть рогами ему все не проколола. Успел на забор вскарабкаться, штаны порвал.
И вот это вот все безобразие — мой единственный и любимый зять. Ну? Как выдержать...
*
— Я теперь знаю, как проходит любовь. Между двумя, которые сначала стоят тесно-тесно, очень тесно, начинают откуда-то появляться камешки. Знаете, как в обуви. Маленький камешек попал в туфель, а мешает ходить, натирает ногу до крови. Так и тут. Сначала маленький камешек. Незаметный. Потом еще и еще. Потом побольше. И опять маленький. Вроде сначала они и не мешают стоять вот так вот тесно-тесно, прижавшись друг к другу. Вы меня не понимаете? У вас нет воображения. Камешки и камни — это ложь, разочарование, невнимательность и пренебрежение, равнодушие, подозрительность и ревность. Не знаю, то ли они падают сверху, как метеориты, то ли появляются сами собой. Ну есть же в какой-то пустыне кочующие камни. Может, это как раз они? Они валятся, задевают плечи, ноги, оставляют ссадины и синяки. Постепенно гора камней между этими двумя становится все больше и больше, выше и выше, шире и шире. И тебе приходится карабкаться по этим камням, чтобы ее увидеть. Или ей приходится обдирая руки в кровь, лезть, чтобы дотянуться, погладить. А потом вдруг карабкается только она. А тебе надоело. Тяжело. Ты устал. Тебе некогда. И потом сначала карабкайся наверх, потом спускаться с другой стороны к ней вниз — это ведь усилия. И карабкаться ведь надо не с пустыми руками — что-то там ей надо нести. А как — руки-то заняты, ты же за камни цепляешься, чтобы не упасть. Нет, конечно, бывает, что эти двое карабкаются с двух сторон одновременно и потом стоят на вершине этой горы, выросшей из их ошибок, стоят, обнявшись тесно-тесно. И эти все камни служат им опорой, постаментом. Но это редко. Так бывает очень редко. А иногда кто-то, пытаясь спасти другого, карабкается один. И стоит потом, ветрами обдуваемый, на вершине. Один. И спуститься на другую сторону — не за чем. Его там не ждут и делать ему там нечего. В него полетят камни, булыжники, метеориты — озлобленности, недоверия, лжи, равнодушия, безответственности и презрения. И эта гора камней... Вы понимаете, что на ней же никогда ничего не вырастет. Никогда и ничего.