Почему известный историк, киновед, еврей — коллекционирует фашистские награды и пишет книгу о Гитлере. Александр Шпагин. Специально для «ФЦ».

Наш герой  — Марк — живет в Германии.  Он там пополнил свою коллекцию не только различными экземплярами старинного оружия, но и огромным количеством фашистских наград. А когда преподавал в университете, рассказал современным  немецким студентам о системе званий в гитлеровской армии. Они об этом ничего не знали. И еще написал книгу о Гитлере «Гамельнский крысолов»...

Я хочу рассказать не просто о коллекционере, а о своем учителе и друге. О человеке, с которым я связан всю свою жизнь и тому очень рад. Наверняка это имя известно многим кинематографистам и очень немалому отряду киноманов, ибо когда-то именно подобную публику наш герой десятилетиями просвещал в кинотеатре «Иллюзион», где читал лекции и вел семинары. Учил там людей мыслить. То есть, не быть совками, а быть личностями.

Его зовут Марк Кушнирович. Он историк и киновед. Но еще он и замечательный коллекционер.

Признаться, когда я первый раз попал в его дом, а это было довольно давно, в 85-м году (мы тогда с приятелем-одноклассником на все его иллюзионовские посиделки ходили, постигали уроки антисоветизма) он сразу же повел меня показывать какую — то коллекцию. Кажется, это были ордена, а может, и оружие. Он долго рассказывал о каждом из них: этот такой, а этот такой, этот был при таком короле, а этот при таком.

Я вежливо слушал, но взгляд мой, видимо, настолько потух от этих рассказов (а, впрочем, скорее всего, я взмолился: Марк Ароныч, ну пойдемте лучше поговорим о чем-нибудь!), что пытка вскоре закончилась.

Для меня исторические коллекции — и вправду пытка. Ненавижу ордена, марки, оружие, терпеть не могу дома-музеи, у меня от всего этого просто скулы сводит. Я не нахожу там того, что интересно мне — живого сцепления человеческого фактора — точнее, человеческих факторов на пространстве истории. Да и вся история для меня — это собрание заблуждений, взаимоотношения Мифа и Реальности, Бога и Дьявола. А тут что? Какая-то мертвечина, мертвые побрякушки... — а что думали, что чувствовали при этом носители этих орденов или держатели этого оружия, никто и не знает. Мне же интересно именно то, что у них в мозгу, в сознании творилось. Ну, может, самую малость интересует, как они одевались и в какой обстановке жили — хотя практика показывает, что все это было вполне типичным и идентичным. Но уж мертвые железяки всякие... — увольте.

Однако я неправ.

Потому что и за всем этим тоже открывается История Заблуждений и Мифов. А значит, история Человека на пространстве Эпохи.

По первому образованию Марк Кушнирович — историк, по второму — киновед. Если разделить его жизнь на три части, то первую и последнюю занимает у него история и интерес к ней. А вот собственно самую всю жизнь поглотило кино.

Так вот мы об истории. Интерес к оной науке Марк Аронович питал с детства, и потому уже в самом раннем возрасте выискивал по всему дому древние, дореволюционные журналы, которые невероятно его занимали. А дом был огромный. Точнее, это был не дом, а квартира, но ее и вправду хочется назвать домом. Шутка ли! — целых 7 или 8 комнат, а то и больше, если учесть все кладовые, полати, чуланы, пристройки и т.п... Я был потрясен, когда в том же 85-м попал в такую квартиру. Можно себе представить, какой диковинкой она являлась в 40-е, в годы детства нашего героя — ведь тогда все жили в коммуналках, ютились там в утлых комнатках. А тут такие хоромы!

Но это все неспроста.
Отец Марка — Арон Кушниров был крупнейшим поэтом-переводчиком на идиш, да еще и занимал один из важнейших постов в Еврейском антифашистском комитете. А Сталин, как известно, интеллигенцию любил и всячески ей потрафлял — премиями, наградами, зарплатами и квартирами. Но когда ему это надоедало, он интеллигенцию расстреливал или сажал. Не минула чаша сия и Арона Кушнирова. Ибо в самом конце 40-х все члены Еврейского антифашистского комитета автоматически превратились, по велению партии, в ярых сионистов и врагов народа, а значит, стали агнцами на заклание. Расправились бы и с Ароном Кушнировым, но тут случилась обидная для чекистов беда — он умер. Невероятно огорчившись сим обстоятельством, через год они вместо него взяли его жену — мачеху Марка. План же надо выполнять...

А детей, на удивление, не тронули. Может быть, потому, что брат Марка Радий (впоследствии, успешный кинодраматург) был уже совершеннолетним и взял попечение над братом на себя.

Но мы чуть забежали вперед. Посему вернемся назад, к тем самым древним дореволюционным журналам, которые находил дома малолетний Марк (отсюда и началась страсть к коллекционированию). Видимо, подсознательно понимая, что здесь перед ним открывается Нечто Иное, то, чего вообще нет и не может быть в советском социуме, он, открывая их, замирал, как кролик перед коброй и погружался в некий священнодейственный транс. И более всего его потрясло следующее обстоятельство: оказывается, на Империалистической войне люди по-настоящему сражались и даже проявляли героизм, да еще как истово, да еще как рьяно! Люди отстаивали свою Родину так же, как в Великую отечественную. А по советской идеологии выходило, что только гнили в окопах, да изредка задыхались газами, а потом бросали штык в землю и дезертировали.
  И Марк в детстве задался вопросом: а почему же эта война так непопулярна, почему же ее пытаются превратить во что-то крайне несущественное, пустое, мелкое, глупое, поганое и придуманное всякими там царями-королями исключительно для их забавы?

Я тоже, кстати, с детства задавался этим вопросом. А сейчас ответ знаю. Потому что в Великую Отечественную мы сражались за нашу Советскую родину, а в империалистическую — за нашу досоветскую, буржуазную родину. А ведь известно, что советское — значит, отличное, а буржуазное — чудовищно, эксплуатация человека человеком, власть золотого тельца, олигархи пьют кровь у народа — ну как у нас сегодня... М-да. Но мы опять отвлеклись.

Вернемся в конец 40-х годов. Однажды отец Марка обмолвился, что, оказывается, тоже воевал в Первую мировую и даже был награжден тремя георгиевскими крестами и двумя георгиевскими медалями, и на вопрос, где же они, отвечал, что не знает, куда-то затерялись, да и бог с ними.

Стоит сказать, что многие ветераны Первой мировой в годы Великой отечественной войны тоже достали свои старые ордена и начали их носить — так, например, драматург Всеволод Вишневский щеголял в тылу именно своими георгиевскими крестами. Кушниров не щеголял, и более того, считал это чем-то предосудительным, а где-то и сохранял «традиции» 20-30-х годов, когда за подобное бахвальство могли и отправить куда надо. В общем, ордена исчезли, и ладно.

Но когда пришли арестовывать мачеху, в доме, естественно, все повыворотили. И особенно МГБистов заинтересовали полати — что-то там может быть антисоветского, противогосударственного? Лазили, лазили, ничего не нашли, остались очень недовольны. Но — все оттуда повыкидывали. И юный двенадцатилетний Марк, очнувшись после шока ареста, решил там покопаться — любопытство взяло верх. И — о, чудо! — именно там он и нашел те самые заветные «исчезнувшие» ордена и медали. Оказывается, не потерял их отец, а спрятал — выбрасывать было жалко. Но нашел Марк все, кроме третьего ордена — тот и вправду куда-то пропал.

Отсюда и началась история его коллекции.

Жил он в писательском доме на Лаврушинском, и всеми соседями его были различные пишущие знаменитости. Была среди них и Софья Федорченко, популярная в те годы детская писательница. Но для детей она стала писать при советской власти, а до этого славилась своей документальной книгой «Народ на войне» — сборником живых свидетельств различных участников Первой мировой. Марк с ней очень дружил, книгу эту, конечно, читал, да и рассказывала она ему много прелюбопытных вещей из досоветской истории, о которых он в те годы и узнать-то мог только от нее — больше не от кого было. И вот однажды, в 56-м году, когда Марк был студентом, она поведала ему, что у нее есть подруга, которая хотела бы кому-то продать старые ордена, в том числе Орден Андрея Первозванного. В антикварные магазины боится идти — во-первых, могут обмануть, во-вторых, просто мало заплатить.

Он с ней встретился. Цену она и вправду заломила неслабую. Но, подумав, Марк согласился — все-таки он уже к тому времени начал неплохо зарабатывать переводами. Однако, сказал, что заплатит в три присеста, постепенно, порциями. А у самого мелькнула мысль нехорошая: ведь, может, и умрет к третьей проплате-то, старухе уж за 80 было. («Надо заметить — говорит Марк Кушнирович, — Что в самом деле коллекционирования кроется чуть-чуть что-то нечестное, ведь каждый коллекционер немного хочет обмануть — заплатить поменьше, а получить побольше. И, видимо, иначе нельзя. Иначе и коллекция не сложится»).

Орден он получил (но без ленты, она была утеряна), два раза все честно оплатил, а когда уже собрался нести третью проплату, женщина и вправду умерла. Придя на похороны, он, естественно, обнаружил там немалое количество каких-то родственников, делящих имущество. Особой симпатии они не внушали и излишней интеллигентностью не отличались. Марк сразу же обратил внимание на груды альбомов со старыми фотографиями, удивительно интересными и, конечно, запечатлевшими Время. Марк попросил продать ему их.

— Да бутылку поставьте и берите, — сказали родственники. Альбомы их абсолютно не интересовали, вот дураки...

Сказано — сделано. Бутылка была поставлена, альбомы получены. И когда Марк пришел домой и открыл их, он обалдел: перед ним в отличном состоянии лежала голубая муаровая лента, на которой крепился тот самый Орден Андрея Первозванного!

Вот с этого-то ордена уже началась не история коллекции, а непосредственно сама коллекция.

Марк сблизился с обществом фалеристов — особых людей, живущих не столько в советском государстве, сколько в своем мире. В общем, их ничего, кроме орденов и не интересовало. Более того, они беспрестанно встречались друг с другом и показывали свои новые приобретения — чаще всего у себя дома. Их даже не пугало, что вокруг них вращается немалое количество жучков, барыг и махинаторов — оная темная публика тоже зачастую приглашалась на огонек и взирала на новые сокровища в коллекциях хозяев квартир.

— Зачем же вы приглашаете всех, кого не попадя в дом? — однажды спросил Марк очередную жертву ограбления, — Неужели вас ничему не научил горький опыт ваших сотоварищей? Почему же нельзя коллекционировать просто для себя?

— Неинтересно. Так неинтересно, — ответил ему несчастный обворованный фалерист, который, кстати, через некоторое время и умер. Неудивительно — ведь «все, что было нажито непосильным трудом», исчезло. А с ним исчез и смысл жизни. Тем более, что эту коллекцию так и не нашли, о чем он и сразу был предупрежден — ограбление было составлено столь хитроумным образом, что оказалось невозможно обнаружить ни концов, ни начал.

Фалерист был прав. Зачем собирать ордена — да и что угодно другое — если это невозможно открыть людям? Ведь коллекции есть не что иное, как маленькие частные музеи — а музей не живет без посетителей.

И, как ни странно, Марк внял его совету, и чем больше у него собиралась коллекция, тем более он стремился представить ее всем своим гостям. Только гости, к счастью, были не такие, как те, вышеназванные, а вполне «проверенные» — в основном, всё публика известная — кинематографисты, художники, творцы.

Один раз среди них оказался мой приятель, один начинающий, но весьма успешный режиссер авторского кино. К тому времени он снял два фильма, и оба они завоевали несколько призов на различных международных кинофестивалях, а один даже отхватил Гран-при. Режиссер был стихийно талантлив, но не отличался ни воспитанием, ни культурой. Можно сказать, был просто хамом. Но мы, его друзья, все ему прощали за талант, ибо оный сверкал во все стороны — режиссер каждую неделю выдавал несколько талантливых незавершенных синопсисов, идей, набросков — в общем, фонтанировал.

Я решил его познакомить с Марком Ароновичем. Естественно, первым делом тот повел его показывать свою коллекцию, которая к тому времени была уже весьма немалой, и помимо орденов насчитывала ряд экземпляров старинного оружия, древних фотографий и еще всевозможных раритетов. И случилась та же история, что когда-то со мной. Молодой режиссер ходил, ходил, но видно было, что слушать все это ему тошно. Пошли на кухню пить не только чай. Обычно весьма интересный и яркий в общении, режиссер сидел мутный, вялый, серый и, кажется, злой. Так как-то эта встреча и скомкалась. И когда мы пошли с ним к метро, и я заметил ему, что он был какой-то нудный и неинтересный, молодой режиссер мне ответил: (он очень характерно заикался на гласных) «Блиииин, Саааааааня, я не понимаааааю, на хрееееена он мне покааааазывал всю эээээту хеееееерню? На хрееееена мне всееэээ эти ордена, побрякууууушки, что зааааа херня? Он, случааааайно, не гааааалубой?». Я его уверил в обратном — какой там голубой, уж настолько не голубой, что даже смешно.

Когда мы с Марком Ароновичем вспомнили об этом дивном посещении, он спросил меня: «Саша, мне кажется, ему что-то сильно не понравилось. Что?» — «Ордена ваши не понравились, говорит, на хрена вы ему это все так долго расписывали и представляли».
Реакция у Марка Ароновича мне очень запомнилась. «М-да. Бедный», — сказал он с некоторой обидой. Больше их отношения, разумеется, никак не продолжались.

Я не случайно вспомнил эту историю. На мое вялое отношение к коллекции при первом показе Марк Аронович ничуть не обиделся, ибо видел, что меня в жизни интересуют какие-то иные вещи, но интересуют реально, что я весь озарен чем-то своим, что-то необходимое мне желаю познать, рвусь в неведомое. А тут пришел человек, живущий вне пространства культуры, она ему вообще не нужна, и потому вердикт моего учителя был короток: «Саша, твоя дружба с ним скоро прекратится».

Как в воду глядел. Терпел я, терпел его время от времени прорывающееся хамство, а потом надоело мне, устал я от него. Разошлись. Да и сдулся он вскоре — сейчас тихо попивает и занимается сценариями компьютерных игр, не слышно его и не видно, и даже ссылок в интернете не найдешь.

Оказывается, как могут человека раскрыть ордена! Как они могут дать понять опытному коллекционеру, кто есть кто! Получается, что они со своим хозяином разговаривают, подают знаки, ведут диалог. И весьма точны в диагнозе.

Поэтому и расставаться с ними нехорошо — все равно, что друзей теряешь. Марк Аронович до сих пор простить себе не может, что когда собрался в 95-м уезжать в Германию на ПМЖ, продал Орден Андрея Первозванного — деньги были нужны. Деньги-то получил, а друга потерял. До сих пор по нему тоскует. Да и то сказать — лидер коллекции, ее родоначальник ушел в какие-то чужие руки. И как ему там сейчас живется?

А Марку Кушнировичу в Германии живется хорошо. Он пополнил свою коллекцию не только различными экземплярами старинного оружия, но и огромным количеством фашистских наград, которые он напокупал там в антикварных магазинах. Может быть, благодаря ним и родилась его книга о Гитлере «Гамельнский крысолов» — на мой взгляд, одна из наиболее серьезных и глубоких книг о корнях зла фашизма (тем более, что, увы, все остальные книги на эту тему или вымороченны или поверхностны).

Впрочем, подлинный коллекционер не ограничивается покупками экспонатов для своего домашнего музея просто в антикварных магазинах. Это было бы слишком элементарно. Любой повод использует он для того, чтобы отыскать не просто старинный орден, но орден особый, орден со своей оригинальной историей. Есть такие ордена и у Марка Ароновича.

Так, однажды судьба свела его в больнице с пожилым немцем по фамилии Петерс, который прошел всю войну в звании оберфельдфебеля, а начинал свою военную карьеру в Испании в легионе «Кондор», куда входили лучшие на тот момент немецкие летчики. Также легион включал в себя артиллерийские и танковые соединения, но в меньших количествах. Был у «Кондора» и свой гимн, начинавшийся с таких строк: «С верой в сердцах, подобной свету во мраке ночном/ Земле испанской свободу мы, чужеземцы, вернем/ Пусть дрогнут фронты перед нами/ Мы сломим упорство врагов/ Сметем московскую стаю/ Спасем друзей от оков». Петерс был артиллеристом и за службу был награжден Орденом Испанского креста — не самой высшей, но отнюдь и не самой низшей наградой. Больше военных наград у него не осталось, ибо после войны он жил в Берлине в оккупационной зоне, занятой англичанами, сохранявшими едва ли не самый строгий режим по отношению к бывшим фашистским солдатам (к слову, в советской оккупационной зоне было куда больше послаблений). Именно поэтому всем военным было предписано под страхом сурового наказания свои военные награды уничтожить. Немцы — народ дисциплинированный, и потому, как и многие, Петерс все полученные им ордена выбросил, но один — тот самый Испанский крест — все же сохранил. Может быть, потому, что получен он был за заслуги чуть-чуть в иной войне, а может, он был ему просто максимально дорог, как самая первая награда. Когда Петерс умер, Марк Аронович направился к его вдове, с которой и ранее поддерживал хорошие отношения, в надежде, что может быть, остались у нее от мужа какие-то награды, которой ей будет не жалко ему подарить или продать. Но нет — ничего не осталось. Единственная надежда — тот самый Испанский крест, он мог быть сохранен первой женой Петерса. Марк Аронович незамедлительно созвонился с ней и направился к ней в гости на другой конец Германии. Состоялось знакомство, в результате которого заветный орден был приобретен. Но он имел весьма странный вид — на нем были обнаружены две свастики, а на месте двух других зияла загадочная дыра. Оказывается, случилось следующее. В 1947 году в Германии вышло постановление: можно носить военные награды, но с одним условием — если они будут лишены свастик. И когда Петерс собрался на первую встречу с однополчанами, жена обнаружила его сидящим и старательно отпиливающего напильником свастики на ордене. Она вырвала у него из рук эту награду, упросив не уродовать ее, ведь это была и ее награда, ведь она ждала его и когда он в Испании воевал, и после — всю войну. Уж лучше не надо носить этот несчастный орден, только пусть он останется таким, каким был. Однако в первоначальный вид орден вернуть все равно не удалось — так и остался он столь странным, куцым. Что любопытно, сегодня он похож на некий символ — символ отношения немцев к той войне и к фашизму. С одной стороны, конечно, были подвиги, была боевая дружба, все, как и везде, а с другой стороны, ведь все это связано с фашизмом — страшным словом для сегодняшней Германии, жупелом зла. И они сами не знают, гордиться своим боевым прошлым или проклясть его навсегда. Они раздвоились. Так же «раздвоился» и этот орден, орден-инвалид.

Орден немецкой матери-героини 3 степени

В коллекции Кушнировича есть и еще одна редкая награда. Этот орден ему подарила его соседка, старая женщина. Здесь уже подлинно трагическая история. Это орден матери-
героини, называется он «Немецкая мать», а давали ему тем, у кого было более 5-ти детей. Если пять — орден был бронзовым, 6-7 — серебряным, а более 7-ми — золотым, а точнее, позолоченным. Соседка подарила Марку Ароновичу этот орден без сожаления, ибо орден остался, но на него и смотреть-то больно, ибо все дети погибли в России, а двое просто замерзли, отряд не сумел их спасти. Так и было написано в похоронке: «замерзли в снегах». Горькая память войны. Горькая память пафосно-тоталитарной гордости, обернувшейся трагедией. Горькая память Великой Утопии, которая всегда заканчивается кровью и смертью. Вот что это? — действительно, орден, которым нужно бы гордиться или страшное тавро времени, в котором тебе было отпущено стать марионеткой очередного Великого Мифа?..

И такой шлейф стоит почти за каждой фашистской наградой, которыми все более обогащается коллекция Марка. За каждой — своя драматичная история.

Впрочем, с фашистскими орденами все оказалось непросто и в самой непосредственной бытовой немецкой реальности. Германия это же вам не наша Россия с ее раздолбайством. Там сказано: нельзя, значит — нельзя, сказано: можно, значит — можно. И все по струнке (да, честно сказать, в большинстве стран Европы то же самое, отчего и страдает она агрессивным «либеральным фундаментализмом»). Вот наш герой и напоролся на «нельзя». Но как!

В Германии он преподавал в университете, читал курс истории. Выяснилось, что современные немецкие студенты ничего не знают ни о системе званий в гитлеровской армии, ни уж тем более, о системе наград — ну сказано же было еще их родителям, фашизм — это бяка, зло, кака, забудьте.

Марк Аронович был слегка потрясен их каким-то программным невежеством. Решил рассказать им о войне, принес свою коллекцию фашистских орденов, прочел стихи немецких солдат (чаще всего, кстати, глубоко трагические). В аудитории была устроена целая выставка. Это был день Памяти о Фашизме. Об этом никогда нельзя забывать, а немцы забыли. Пришлось просвещать. Ведь, в конце концов, помимо всего прочего, это еще и просто история.

Что началось! Прибежало руководство института: Вы что здесь занимаетесь пропагандой фашизма? Да это подсудное дело!.... И бесполезны были объяснения Марка Ароновича. Чуть не вылетел.

Больше он таких экспериментов со студентами не проводит, а жаль. Ибо Дьявол обычно всегда является именно к тем, кто о нем забыл — только чуть в ином обличье, нежели его ждут.

Вот чтоб этого не случилось, в том числе необходимы и коллекционеры. Ибо они являются наследниками ПОДЛИННОЙ истории. Нет на свете вещи условнее факта, но нет на свете и вещи конкретнее подлинной материальной ценности, оставившего свой след в ней раритета.

Особенно когда он лежит на твоей ладони.

Марк Кушнирович:
«Испанский крест на всех общих снимках. Он желтый мальтийский крест с мечами, без ленты, три раза повторяется, на двух  внизу, на одном сбоку.
К примеру орден «Немецкий крест» — звезда с большой черной свастикой — досталась мне в Праге. Владелец чех снял её с мундира убитого (сгоревшего) танкиста. а знак танкиста я поимел от моего покойного приятеля знакомца Борхерта (это его знак, он служил в знаменитых дивизиях «Викинг», а потом «Третий рейх!» — войска СС), а боевой крест «за военные заслуги»  второй степени  и медаль за  Москву  я поимел от его брата — он был тяжело ранен мод Москвой, где сражался в окружении и мой отец.
Внизу слева нарукавные награды в виде щитов — « за Холм», «за Крым», «за Кубань». в секции рядом на синих лентах  два креста « за верную службу» . Вверху справа три медали за присоединения — « за аншлюс Австрии», «за Судеты и Прагу». и «за Мемель»  слева вверху железные кресты разных лет и опять же «Щиты» за Навек и за Демянск.»