Валерий Гергиев — о том, почему Анне Нетребко не мешают даже тромбоны

— Новой сцене Мариинского театра пошел уже третий месяц. Коллектив освоился?

— Потихоньку осваиваемся. Мы запускали новый театр очень быстро, был большой риск, но всё идет благополучно. Вы были на открытии? Какие впечатления?

— Впечатления сильные. Единственное, что меня насторожило: в ариях ваш оркестр постоянно играл пианиссимо. Значит, были опасения, что певцов будет не слышно?

— Нет. Анна Нетребко трубила так, что никакие тромбоны ей не мешали. Ольгу Бородину заглушить невозможно по определению — у нее просто-напросто богатый звук. Да оркестр и не будет шуметь, когда голос естественно звучит. Ни один музыкант не станет «орать», аккомпанируя хорошим певцам.

— На открытии солисты стояли относительно недалеко от авансцены, лицом к публике. А если режиссерские выкрутасы заставят их уйти в самый конец сцены?

— Бородину всё равно будет слышно. На самом деле в любом театре мира возникают вопросы, где стоять, в каком направлении петь — в кулису, в зал, спиной к залу. У нашего нового здания огромные возможности для настройки нужного звука.

— На мой взгляд, акустика зала идеальна для симфонического оркестра — как будто специально под вас делали.

— Будет хороша и для оперы. Вопрос всегда состоит в том, с чем сравнивать. В России нет ни одного нового театра мирового класса. Плохо ли, хорошо ли, но у нас теперь три сцены. Мы — единственная театральная организация в мире, у которой есть комплекс из трех площадок.

— У Большого — две с половиной, если считать подземный Бетховенский зал.

— А у нас сейчас только камерных залов — три. ГАБТ — огромный и очень важный театр. Но я думаю, что пропорция теперь будет такая: Большой будет давать 500 спектаклей в год, Мариинский — тысячу. Мы сознательно наращиваем интенсивность работы. К нам приходят молодые певцы, которых никто еще не знает, и им сразу дают важные партии. Риск велик, но все понимают, что если выйти на сцену Мариинского театра и отвалять дурака — это никто не пропустит. Так что певцы стараются изо всех сил. Мы создали в театре конкурентную среду. А у Большого свои приоритеты, свои задачи.

— Как вы оцениваете акустику в реконструированном историческом здании Большого театра?

— Когда мы туда приезжали, нам все время ставили микрофоны. На «Пеллеасе и Мелизанде» я попросил убрать их, все до одного, потому что петь Дебюсси в микрофон — это маленькое преступление. Нас тогда уверяли, что без подзвучки в Большом не слышно. Если микрофоны действительно необходимы, то это очень плохо. Может быть, службы просто еще не успели разобраться, не проверили акустику.

— В уходящем сезоне вы возглавили Всероссийское хоровое общество и «заточили» Московский Пасхальный фестиваль под новые задачи.

— Да, благодаря Пасхальному фестивалю в разных регионах страны появились новые детские хоры. Я поставил местным властям условие: приедем в регион только в том случае, если будет хор. Продолжат ли эти хоры жить профессиональной жизнью, пока не знаю. Это уже не кампанейщина, но еще и не стабильная, здоровая, естественная форма жизни. Наша задача — чтобы региональные хоры зажили своей жизнью, без привязки к Пасхальному фестивалю. Если будет видно, что образовавшиеся хоры могут обогащаться, укрепляться, дополняться за счет новых детских голосов — отлично. Если за счет 40-летних певцов — ну, тоже хорошо, но акцент у нас другой. Главная цель — возродить детское хоровое пение. Губернаторам, мэрам, министрам культуры и образования — всем для этого нужно что-то делать. Сколько в России городов?

— Около 1100.

— Значит, у нас будет 11 тыс. детских хоров. Условно. В больших городах их может быть и по десять, и больше. То, что мы сделали в уходящем сезоне, — это только начало, первый скромный шаг.

— Почему все хоры, собранные под гастроли Мариинского театра, состояли почти исключительно из девочек?

— Было везде по несколько мальчонок, но проблему вы ухватили совершенно правильно. И везде меня уверяли, что хоры мальчиков есть, но их не успели подготовить. Хор мальчиков требует кропотливой, постоянной, методичной работы. В Мюнхене, в Лейпциге, в английских городах есть знаменитые мальчишеские хоры, которые пестуются столетиями. Мы потеряли эту традицию. Сейчас в городе, где живет 500 тыс. человек, трудно собрать хор из ста детей! Это проблема, но лучше ее обнажить, чем прятать. 20 лет эту тему замалчивали, делали вид, что всё хорошо, и традиция гибла.

— Почему вы избрали для работы с детскими голосами кантату Перголези Stabat Mater?

— Это популярное, красивое и доступное произведение. Но я не исключаю, что нужно ставить задачу иначе. Есть и крупнокалиберная музыка. Я люблю кантату Прокофьева «К 20-летию Октября» — там кое-что может подойти для детей. Есть «Здравица» и «На страже мира» Прокофьева, есть «Песнь о лесах» Шостаковича. Даже если детский хор автором не предусмотрен, где-то его можно добавить.

— У вас в Мариинском театре есть свой детский хор?

— Да, эти ребята знают весь оперный репертуар. Но и наш хор тоже нужно обновлять.

— Каковы ваши впечатления от уровня тех детских коллективов, с которыми вы выступали?

— Впечатления неплохие, но в мир я бы с таким качеством пока не выехал. Нам нужно 2–3 года непрерывной работы. Нужно воссоздавать конкурентную среду в регионах, так же, как мы сделали это в Мариинском театре. В Советском Союзе были декады национального искусства, всевозможные конкурсы и фестивали в колоссальном количестве. Сейчас их нет.

— Вы хотите, чтобы предмет «хоровое пение» вернулся в общеобразовательные школы?

— Это программа максимум.

— К кому будете обращаться — к министру образования, к президенту?

— Я уже рассказал об этом президенту на заседании Совета по культуре.

— Что конкретно можно сделать, чтобы сохранить те сводные детские хоры, которые были организованы под ваши гастроли?

— Вот Мариинский театр приехал в Брянск. Брянск собрал в кулак все свои возможности и показал хороший хор. Кричать ура рано, но если этот брянский хор выступит без нас 20–30 раз за год, мне об этом обязательно расскажут. А если всех стянули под мой приезд — позвонили от губернатора, спели и всё распалось, — получится, что я виноват. Скажут: если бы Гергиев приезжал в Брянск дважды в месяц, то был бы у нас хор. Но система так не задумывалась. Мы лишь даем первый импульс, после чего каждый коллектив начинает жить своей жизнью. А через год-полтора встречаемся и вновь выступаем вместе. Я все-таки думаю, что местные власти захотят эти хоры сохранить.

Источник: izvestia.ru. Интервью дано с сокращениями.