5 марта — 13 апреля. Рай Игоря Тишина

Неудивительно, что в Беларуси его фигура в определенной мере мифологизирована: Тишина называют «дедушкой партизанского движения» (после его проекта 1997 года «Лёгкое партизанское движение» в интеллектуальной среде Белоруссии началась многолетняя, продолжающаяся и теперь, дискуссия: «белорус — вечный партизан и надо ли это культивировать, или надо выдавливать это из себя...»). В то же время настоящего анализа его творчества, его осмысления или хотя бы описания пока нет. Его своенравная, импульсивная живопись, его полумаргинальные иронические проекты 1990-х, его мрачные живописные атаки в фотографии 2000-х — заводят исследователя в тупик. Перед лицом этого брутального, импульсивного, парадоксального искусства неизбежно чувствуется спорность любого теоретизирования.

Уже в середине 90-х стало ясно, что «независимость» не принесла поколению Тишина ни долгожданной полноты жизни, ни настоящей свободы. Именно к этому периоду относятся акции «Мобильная выставка» (1995), «Легкое партизанское движение» (1997), «Фаллическая Женщина» (1997). Во всех этих акциях Тишин работал со спецификой места, расшатывая пространство и одновременно устанавливая диалог между объектами и окружением.

Проект «РАЙ» включает в себя несколько серий работ сделанных на бумаге, на холстах и на фото: «Кризис в раю», «Visio beatifica», «Я оставлю себе самое ненужное», «Лебединое озеро». Вопросы, которые вызывают последние работы Игоря Тишина, стояли всегда, иногда прятались, иногда всплывали. Сегодняшняя реальность — это и есть рай? Или где-то за какими-то незначительными деталями этот рай вот-вот проясниться и проявиться? Или это КОНЕЦ РАЯ? «...И я брожу в раю / И никого там нету...» (Д.Хармс) Или это всё-таки не рай, а нечто противоположное? Не случайно в одной из работ автобусная остановка называется «РАЙ».

Его сценография — заброшенные интерьеры, грязные дворы, обшарпанные стены, неустроенность, недоделанность, неблагополучие. Все убогое, ветхое. Тут находит свое выражение потаённая, нелегальная белорусская потребность — потребность несовершенства, неполноты, бесформенности.

Наиболее очевиден этот распад реальности в серии «Кризис в раю», в которой смешаны инфантильность и случайность. Телеги, старые печи, развалившиеся дома, заброшенные дворы — все это дарит Тишину инспирацию. В серии «Кризис в раю» фото служит основой для живописного вмешательства. В безлюдные заброшенные интерьеры он вписывает деревянные подпорки и сваи, которые ничего не поддерживают; во дворах, где разбросана всякая домашняя утварь в воздухе материализуются непонятные био-образования и вносят пугающую динамику; по пустым улицам бродит тощий волк на ходулях...- все это непонятно, а поскольку это трудно как-то назвать или обозначить — пугает. Но самое странное то, что контраст живописной экспрессии и фотографического документализма, выглядит в серии «Кризис в раю» абсолютно органично. Живописные атаки Тишина как будто впаяны в изображенную среду. Создается эффект ирритации, поскольку зритель получает иллюзию полной достоверности увиденного.

В серии «Visio beatifica» этот распад реальности доводится до взрыва. Что это? Инфернальные видения посреди обыденности или ад (как противоположность рая), являющийся частью обыденности?

Сейчас мы можем только констатировать, что его позиция является уникальным феноменом в белорусском культурном пространстве. В его творчестве мы видим решительное, раскрепощенное игнорирование всяких условностей, тут перекрещивается индивидуальная независимость художника и целые пласты нашей коллективной памяти.

Татьяна Кондратенко