6 июня по 14 июля. « Всеволод Тарасевич формула Времени »

Имя Всеволода Тарасевича, прежде всего, связано с фоторепортажем. Большую часть жизни он проработал в одном из самых влиятельных в СССР информационных агентств — Агентстве Печати «Новости» (АПН). Агентство было создано в 1961 на основе Совинформбюро, и Всеволод Тарасевич сразу стал в нем штатным сотрудником.

Из АПН его фотографии расходились в крупнейшие периодические издания. Они продолжали появляться в «Советском союзе», «Огоньке», «Работнице» — журналах, с которыми он сотрудничал еще до начала работы в агентстве. Но большинство его фотографий теперь создавались по заказу редакции журнала «Soviet Life». Журнал — первоначально под названием «The USSR» — выходил ежемесячно тиражом 30 000 экземпляров при посольстве СССР в Вашингтоне и распространялся на территории США. Таким образом «Soviet Life» во многом продолжал традицию журналов «СССР на стройке» и «Советский Союз», ориентированных на иностранную аудиторию, которая с интересом и настороженностью следила за повседневной жизнью СССР.

В «Soviet Life» были опубликованы одни из самых ярких в фотографическом наследии Всеволода Тарасевича серий, снятых в 1960-х-1970-х годах в Московском государственном университете, Институте физики высоких энергий в Протвино, Институте биологической физики РАН в Пущино. Именно эти снимки выбраны для экспозиции, которая открывает серию выставок Всеволода Тарасевича в Мультимедиа Арт Музее.

Время этих фотографий — это время культа точных наук, на создание и поддержание которого было брошено множество сил. Активно работающие научно-исследовательские институты оказываются в поле внимания, почти одновременно в 1957 году возникают новые научные центры в Дубне и Новосибирске. Окончательно построить утопию казалось возможным именно с помощью точных знаний: «После того как выяснилось, что слова лгут, больше доверия вызывали формулы».1

Внимание к исследованиям и затраченные ресурсы имели свои результаты. В 1958, 1962, 1964 советские физики получают Нобелевские премии. Заголовки прессы пестрели словами «мирный атом», «кибернетика», «генетика», «исследования космоса». Ученые — и, в первую очередь, физики — становятся героями времени. Но кроме восторженных слов в прессе, звучало знаменитое ироничное «Что-то физики в почете / Что-то лирики в загоне» Бориса Слуцкого, и едва различимое «Мой век / Век / Водородных бомб / И шизофренических калек» Игоря Холина.

Результаты, которые были достигнуты и которые еще только предполагались, нуждались в визуальном подтверждении. Фотография с закрепленными за ней значениями документальности, как нельзя лучше подходила для задачи формирования представлений о науке в СССР. В журналах появляются многочисленные репортажи, посвященные работе ученых, складывается канон изображения исследователя.

Фотографии Всеволода Тарасевича во многом продолжают и закрепляют этот визуальный канон. Серии строятся по классической схеме репортажа, можно легко выделить его обязательные составляющие: вид города, здания, лаборатории, общий вид залов НИИ или университета, всегда погруженные в работу исследователи, иногда их лица крупным планом. Кроме этого в кадр неизменно попадал досуг: праздники, застолья, гитары, твист. Как должна выглядеть повседневность людей науки становилось известно не только по многочисленным фото- и телерепортажам, но и по художественным фильмам. Вышедший на экраны в 1962 году фильм Михаила Ромма «Девять дней одного года» пользовался большим успехом.

Герои репортажей Всеволода Тарасевича задумчивы (они склонились над бумагами или приборами, рука поднесена к лицу, сосредоточенный взгляд), импульсивны (спорят, активно жестикулируя), иногда впадают в отчаяние. Выбранные ракурсы, пойманные фотографом жесты, позы, ситуации — тот культурный код, который должен был мгновенно считаться зрителем. Именно по ним мы опознаем тип «советского ученого».

Все представленные на выставке серии относятся к новому направлению репортажа, для которого принципиальным был отказ от поставленных сцен и до неузнаваемости ретушированных фотографий, характерных для 1950-х. Однако традиция вмешиваться в снимаемые процессы не ушла окончательно. Снимок «Поединок» из серии «Московский университет», за который Всеволод Тарасевич получил в 1963 году приз World Press Photo, — пример блестяще срежиссированного кадра: фотограф продумал все необходимые элементы, попросил молодого исследователя исписать доску формулами и настоял, чтобы тот пришел на съемку в накрахмаленной белой рубашке.

Несмотря на то, что работа фотографа была обусловлена форматом журнала, существующими канонами и нормами, Всеволод Тарасевич узнаваем как автор. Стремление даже в указанных рамках найти собственные решения, использование формальных приемов советской авангардной и европейской фотографии второй половины XX века помогают ему выйти за установленные границы советского фоторепортажа.

Воспоминания коллег и близких свидетельствуют о том, что его интересовала символическая составляющая кадра: отражения как намек на невидимый микромир, исследуемый физиками, силуэт молодой пары на фоне парных вечерних окон МГУ, соотнесение масштаба науки и человека в «Поединке».

Такая символическая нагруженность во многом избыточна для фотографии. Если абстрагироваться от предполагаемых автором контекстов, о которых мы не всегда знаем, в фотографиях Всеволода Тарасевича обращает на себя внимание выверенная композиция, работа со светом, тонко выявленные подобия (предметов, жестов, взглядов). Кроме того благодаря часто выбираемой точке съемки — он снимает, как бы подглядывая, сквозь попадающие на первый план предметы — возникает необходимая дистанция между фотографом (а значит и зрителем) и основной сценой снимка.

Наш современный взгляд далек от взгляда людей, живших в США и СССР в 1960-1980-х годах. Мы не знаем, насколько в общем потоке репортажа зрителем читались важные для фотографа символы, или же изображения больше работали на идеологические задачи журнала. Но сегодня пространство музея дает нам уникальную возможность сохранить память об изначальном контексте бытования этих изображений и вместе с тем, включить снимки Всеволода Тарасевича в историю советской фотографии, открыв еще одно значимое для этой истории имя.

Ольга Аннанурова