Елена Гремина.

В июле 2013 году кинокомпания «Студия „Пассажир“ начинает съемки нового игрового фильма „ Братья Ч “. Экранизацией пьесы Елены Греминой занимается дебютант в кино — известный театральный режиссер Михаил Угаров. Автор сценария Елена Гремина рассказывает о проекте.

Ваша пьеса «Братья Ч» где-то посередине между Аристотелем и Платоном, если примерять классические законы. Единство времени и места, а вместе с тем, многие фразы и слова, которые говорят герои, связаны с творчеством Чехова. Документальные цитаты вплетены в диалоги, монологи. И если бы вы не работали в «Театр.Doc.», вы писали бы по-другому?

Елена Гремина:

Бесспорно. И у меня есть опыт работы с документальным текстом, и я автор нескольких документальных пьес. Причем иногда эта работа — монтаж кем-то сказанного текста, а иногда какие-то другие методологии подключаются. У нас два года идет спектакль «Час 18» про смерть Сергея Магнитского, «Суд, которого не было», где монологи людей, причастных к смерти Магнитского, часть из которых отказались давать интервью. Но мы восстановили то, что они могли бы сказать, другими, косвенными методами. Да, эти методологии существуют. И это мне, конечно, помогло, потому что пьеса «Братья Ч», наверное, на 80% состоит из документальных текстов. Но при этом есть и авторский произвол — события, которые происходили в разное время, спрессованы в такую чеховскую ситуацию — жизнь на даче, летний день, и несколько людей.

Экранизация позволит эту плотность места, времени и взаимоотношений, естественных для сцены, показать кинематографическими средствами?

Елена Гремина:

На экране в действие вступит еще одно действующее лицо — природа. Именно ее мне не хватало в театре. Чехов, когда ему трудно было что-то сказать, трудно было выразить свои мысли, когда он хотел, может быть, уйти от ответа, а может быть, и дать ответ, вечно обращался к состоянию природы. Его женщины порой даже обижались на него. Одна ему пишет, пытаясь выяснить отношения, а он в ответ: «Опять хороший урожай крыжовника. Воздух прекрасен. Вчера прошел дождь». Наш кинооператор Алишер Хамидходжаев тонко чувствующий природу человек. И я очень рада, что Алишер работает на нашем фильме.

О Чехове существует большая литература. Как вы не утонули в этом объеме текстов?

Елена Гремина:

Лет 12 тому назад я написала пьесу «Сахалинская жена». Спектакль по ней, кстати, стал моей первой встречей с новым театральным поколением. В ярком спектакле Гарольда Стрелкова, ученика Фоменко, дебютировали такие артисты, как Инга Оболдина, Елена Морозова, Илья Любимов и другие. Знаю людей, которые ходили на спектакль по 14 раз, благодаря этим артистам. Но уже тогда, когда я писала «Сахалинскую жену», прочла вообще все, что написал Чехов — от его пьес до его записных книжек и писем. Все 30 томов, которые были изданы. Поэтому у меня есть ощущение, что я этого человека хорошо знаю. Действительно, многое издано. Очень интересные воспоминания брата Александра, племянника Михаила Чехова и многих других. И конечно, самое интересное — это письма. Если вы прочтете всю-всю переписку Чехова, как сделала я, то очень многое поймете.

Чехов у нас издан нецензурированный? Я имею в виду литературоведческую цензуру, ведь академическое издание выпускалось в советское время.

Елена Гремина:

Это не столь важно, потому что какие-то вещи все равно понимаешь. Например, издатели строго подходили к нецензурной лексике Чехова, к каким-то рискованным шуткам. Братья шутили, порой, ниже пояса. Это все, конечно, убиралось, в том числе и в публикации писем. Но, мне кажется, это уже второй вопрос. Главное — мне хотелось рассказать именно про юность Чехова, про тот путь, во время которого человек сознает себя, свою миссию, свой дар, и как это осознание сталкивается в его привычной жизни. Когда я работала над «Сахалинской женой», уже тогда возникла мысль, что интересно было бы написать то, о чем Чехов сам говорил в письме своему старшему другу Суворину: «Напишите-ка рассказ о том, как молодой человек, сын крепостного, бывший лавочник, певчий, гимназист и студент, воспитанный на чинопочитании, целовании поповских рук, поклонении чужим мыслям, благодаривший за каждый кусок хлеба, много раз сеченный, ходивший по урокам без калош, дравшийся, мучивший животных, любивший обедать у богатых родственников, лицемеривший и богу и людям без всякой надобности, только из сознания своего ничтожества, — напишите, как этот молодой человек выдавливает из себя по каплям раба, и как он, проснувшись в одно прекрасное утро, чувствует, что в его жилах течет уже не рабская кровь, а настоящая человеческая».

И вы выполнили завет Чехова?

Елена Гремина:

Получается так. Не рассказ, как предлагал Чехов, а пьеса, а потом сценарий.

А еще Чехов тому же Суворину написал: «То, что дворяне получают даром, мы, разночинцы, добываем себе ценой молодости, счастья и ценой жизни».

Это как раз то, что меня тогда уже взволновало — его путь к самому себе. А потом был чистый случай. Для Международного Чеховского театрального фестиваля режиссер Александр Галибин предложил мне написать пьесу. Писала я год и вновь прочла огромное количество текстов, как самого Чехова, так и литературоведческих. Но опираться надо на первоисточники. И всем, кто работает с документальным материалом, я говорю: «Надо читать именно первоисточники, без интерпретаторов. Их вы можете потом прочесть, когда у вас будет свое мнение. Тогда для вас они станут интересными собеседниками. В чем-то вы согласитесь, в чем-то нет, но начинать надо с аутентичных текстов».

Кто из героев пьесы Вам симпатичен больше всего?

Елена Гремина:

Интересно, что у каждого, кто прочитал пьесу, есть свой фаворит. С «Братьями Ч» случилась удивительная история. Поскольку у нас содружество драматургов и потому, когда кто-нибудь из нас заканчивает пьесу, он посылает ее всем нам. Мы читаем, делаем замечания. Первый вариант у меня был на 150 страниц, надо было сокращать. Я должна была с чем-то расставаться, и мне нужны были советы коллег. Но в ответ получила исповеди. Со мной такое случилось первый раз в жизни. Мои товарищи вдруг стали писать о себе то, чего я не знала. И кто-то из них считал себя Антоном, кто-то — Александром, кто-то говорил: «А мои родители тоже всегда считали, как Антон, что я там то-то, то-то».

Я видала несколько спектаклей. В частности, мне очень нравился спектакль в Театре Станиславского, который поставил Галибин. Там Станислав Рядинский играл Антона и это был спектакль «за Антона». Это была апология Антона, это была история про то, как на этом гении эти все......мелкие людишки-паразиты висят и не дают ему написать роман.

Они из него пьет кровь, и Боже, когда же он покинет их, женится на Дуне и уедет с деньгами. В другом театре поставили наоборот. Чехов был, действительно, какой-то такой профессор Серебряков, который всех зачморил.

Так получилось, видимо потому, что я жалею всех героев и всех люблю — от отца до Дуни и Наташи. Для меня это, в общем, пьеса про любовь. К своему «клобку», к своим связям человеческим, которые мы можем проклинать. Мы можем считать, что именно из-за них мы не стали Антоном Чеховым или кем-то еще, но именно без них наша жизнь, как я уверена, все равно пуста. И те жертвы, которые мы приносим ради всех, все равно для нас очень важны.

Как странно — вы считаете, что вы написали про любовь. А я когда прочитала пьесу, она задела тем, что в ней есть очень точное психологическое состояние — никто не свободен, и главный вопрос, мучающий всех персонажей — что есть свобода...

Елена Гремина:

Так это и есть любовь. Вы думаете, любовь — это свобода? Это два идеала жизни, которые не сочетаются друг с другом. Любовь или свобода — это выбор. Чтобы мы не говорили, соглашались или отрицали, но каждую минуту мы делаем выбор. Противостояние «любовь или свобода» является в «Братьях Ч» болевым нервом, и вы его правильно определили. Но для меня пьеса, прежде всего, про то, что этих людей держит вместе.

Вы столько вложили труда, пьеса идет в театре в разных интерпретациях, а теперь вы отдаете свою пьесу для экранизации, которую уже невозможно будет менять. Это ведь риск?

Елена Гремина:

Я отдаю не просто кому-то. Я отдаю человеку, в которого очень верю.

Но драматург и театральный режиссер Михаил Угаров — дебютант. Краткий телесериальный опыт вряд ли научил его владеть киноязыком большого экрана.

Елена Гремина:

Я вообще верю в дебюты, в первую любовь, в какие-то вещи, которые человек делает первый раз, вкладываясь очень сильно, а не на автопилоте профессионализма.
Михаил и в театре стал однажды дебютантом-режиссером. Спектакль «Облом-off», поставленный им в Центре драматургии и режиссуры п/р А. Казанцева и М. Рощина по своей пьесе «Смерть Ильи Ильича» — это была суперская работа. А ведь это был дебют.

Да, я принимаю участие во всех этапах подготовки к съемкам, даю какие-то свои советы, потому что, естественно, мы с Михаилом являемся единомышленниками. Но все равно я всегда помню, что Михаил режиссер и лидер, и все решения принимает только он. Я знаю, как он работает с артистами, и более того, я очень верю в его интуицию.

И мне очень нравятся выбранные артисты. Я видала, как они работают с этим текстом, и мне кажется, они делают это хорошо.

Не могу не спросить — почему все-таки пьеса называется «Братья Ч»? Слышишь «Че» и сразу возникает образ Че Гевары, никак не Чехова.

Елена Гремина:

Че Гевару я уважаю, но это не про него. «Братья Ч» — одно из прозвищ моих героев, потому что братья Чеховы без конца придумывали друг другу шуточные прозвища, дразнилки, и «Братья Ч» тоже звучало.