Русский монастырь под Парижем
Корреспондент «ФЦ» Федор Пирвиц обнаружил православный скит во французской глубинке.
— Где-то под Парижем – напутствовала меня искусствовед Ольга Шаламова – есть скит, расписанный художником Григорием Кругом. Говорят, там – умирительно красиво. Но вообще-то, это жуткая дыра, вряд ли ты туда попадешь.
— Да я и не собираюсь. В Париже есть и другие церкви.
— Нет, скит – это нечто особенное...
ПАРИЖ
По приезде в Париж и посещения джентльменского набора достопримечательностей (Эйфелева башня, музей д`Орсэ, в Лувр ходил каждый день как на работу), я решил заглянуть в какой-нибудь православный храм, так как приближалось Воскресенье, а мне хотелось попасть на богослужение. Большинство парижских православных церквей – это переоборудованные магазины и подвальчики, так что со стороны и не разберешь, что это храм. В будние дни они закрыты.
Трехсвятительское подворье и храм на ул. Лекурб (переделан из сарая)
Знаменитый русский комплекс Сен-Женевьев де Буа находится далеко от центра, и я решил посетить другие русские храмы. Первым пунктом в маршруте стал собор Александра Невского, построенный в середине XIX века. Это достаточно чопорное здание в неовизантийском стиле, все убранство сохранилось нетронутым. Прихожане произвели на меня впечатление потомков первой волны эмиграции, это своеобразный клуб, где все друг друга знают.
ЦЕРКОВЬ ВВЕДЕНИЯ
Чтобы не платить много за вход в парижские музеи, я купил единую музейную карту. В последний день действия карты, неиспользованным остался визит в музей готического аббатства Клюни. До субботней всенощной оставалось несколько часов, и план у меня был попасть в Клюни, потом заскочить в церковь Введения, ну а затем двинуть на службу в храм на улице Лекурб. К сожалению, перед входом в музей аббатства обнаружилось, что я оставил карту в гостинице. Поход туда и обратно занял порядочно времени.
Понимая, что музей сегодня мне уже не светит, я «с горя» решил сразу пойти в церковь Введения, чтобы потом успеть ко всенощной на Лекурб. Достаточно долго проплутав по неизвестным улочкам, я оказался у закрытой калитки в храмовый дворик. Она поддалась, и я зашел во двор. Дверь в церковь тоже была не заперта, и я заглянул вовнутрь. В притворе была еще одна дверь, ведущая в гостиную, где по стенам висели портреты каких-то священников и епископов в темных рамах. В гостиной заседал приходской молодежный клуб, похоже, шло занятие по иконописи. Девушки, склоняясь над иллюстрациями, что-то робко копировали. Я попросил их открыть для меня храм, и откуда-то появившийся настоятель храма провел для меня небольшую экскурсию.
Вид при входе в храм. Внутри очень уютно
Прозрачная крыша дает достаточно неожиданный эффект. Стены храма покрыты изнутри деревянными панелями, поверхность которых сверху донизу увешана иконами. Есть достаточно интересные образцы, но много и робких, ремесленно сделанных иконок «с ладошку».
После осмотра я поблагодарил настоятеля и вышел в притвор. Там меня пригласили присутствовать на церемонии обручения одной молодой пары. Затем, в гостиной за чаем, прихожане рассказали мне, что на вечернюю службу народу приходит немного, но зато через стеклянную крышу видно звездное небо — впечатление волшебное... Перед тем как уйти, я успел поговорить с организатором прихрамовой иконописной школы Ольгой Платоновой. В конце разговора я пожаловался, что так и не увидел росписей Григория Круга. Ольга оживилась:
— Ха. Я как раз завтра туда еду на литургию. Значит так: жду Вас в 9.30 на станции Мелун. Только произносить надо Мюлаан, гортанно... Поезд идет в 9.05 с Лионского вокзала. Смотрите не опаздывайте!
ПОЕЗДКА
Полдевятого я уже метался по Лионскому вокзалу в поисках кассы.
- One ticket to Mulan, please... – произнес я в окошко.
- You want to go to Milan, Italy? – ответили мне.
- No! Тo Мelon!
- Мм...мм... aaa, Mulaahn!
Двухэтажный поезд ехал не спеша. Через полчаса я уже был на площади в Мюлан. Ольга Платонова уже подъехала на белом Пежо 106, туда же загрузилось человек 5 ее родственников плюс я.
- Федор, вы знаете третий глаз? – спросила меня Ольга, выруливая загород.
- Ты что, стала буддисткой? – спросил ее муж.
- Да нет, церковный третий глас, песнопение!
- А! Ну да, как там... Да веселятся небе-е-есная, да радуются земна-а-а-я...- запел я.
- Отлично. Вы, Федор, и будете нашим регентом.
- Как!? Там что, нет хора?
- Там и прихожан нет! Все прихожане сидят в этой машине.
Через несколько минут мобильник сообщил, что в Пежо ожидается уплотнение: по пути надо забрать к литургии еще и помощника настоятеля — Жана. Жан, узнав по ходу, что я пишу иконы, тут же попросил меня остаться погостить в монастыре и «подновить» росписи Круга. Осыпаются они нещадно. Я несколько опешил от такого предложения. Ведь такими вещами должны заниматься реставраторы, а не первый попавшийся под руку иконописец...
Пейзаж вокруг был фантастический, дорога петляла между полями, потом еще была длинная аллея... Окрестность напоминала пейзажи Ван-Гога. Я вспомнил историю, как он ходил по полям Арля с этюдником, а встревоженные крестьяне бросались камнями в странного чужака.
Наконец, мы подъехали к белой ограде, увитой плющом и низенькой колоколенке. Ощущение от архитектуры храма достаточно интересное: в плане он напоминает треугольник, вершина которого обращена на восток.
Входим в храм...
Внутри потолок снижается к алтарю. Над алтарем сделаны 4 треугольных окна. Чувствуется что-то от дизайна 60-х годов. И тут же на эту сетку накладывается удивительная стенопись работы Григория Круга, органичная, прямо-таки распластанная как растение.
ЛИТУРГИЯ
Едиственным насельником скита является грек, отец Авросий (французы называли его Амброзио), он – аграрий по образованию, и соответственно завел в монастыре образцовое хозяйство со скотом и прочей живностью во главе с ослицей по кличке Иерусалим. Авросий учился в православной семинарии в Америке, церковная служба шла сразу на трех языках: английском, французском и церковно-славянском. Это было очень трогательно, когда после возгласа священника на французском (мое ухо улавливало только знакомое слово «монсиньор»), наш хор выводил привычное «Господи помилуй»...
На литургии я решил исповедоваться, но так как священник не владел русским, пришлось исповедоваться на английском... достаточно необычное ощущение. Вообще, этот день был какой-то потрясающий!
Обилие треугольников в оформлении храма указывает на догмат о Троице, образ которой расположен над алтарем
После службы я внимательно разглядел интерьер храма. Внимательный осмотр показал, что кто-то уже пытался довольно грубо подновить надписи и некоторые нимбы ярко-красной краской.
Росписи вовсю осыпаются
Некоторые считают инока Григория Круга (1907 – 1969) гением, другие – человеком «с прибабахом», но совершенно точно известно, что он наплевательски относился к технике иконописи (писал вместо красок всем, что попадалось под руку, включая чай и кофе), стенопись находится не в лучшем состоянии.
Образ Софии Премудрости Божией (встречается достаточно редко)
Апостолы
«Сошествие во ад». Христос, Адам и Ева
ИСТОРИЯ МОНАСТЫРЯ
Перед общей трапезой прихожане скита рассказали мне об основании обители и о современных проблемах Константинопольского патриархата, в состав которого входит монастырь. На самом деле, несмотря на титул «Вселенский», у патриарха банально нехватка кадров – просто не из кого ставить монахов и священников – православие в Европе — это маленькая конфессия и ограничено небольшим количество приходов. Церковь Казанской Богородицы не получает финансовой помощи. Ее содержит очень немногочисленная монашеская община. Здание не пользуется статусом исторического памятника, и потому скит не имеет возможности обратиться за субсидиями к государству или местным властям. Крыша у храма протекает, ограда заросла красивыми мхами...
Дорожка от храма к трапезной
История Казанского скита тесно связана с жизнью архимандрита Евфимия (Вендта). Отец Евфимий родился в еще в Российской Империи, инженер по образованию, он после Первой мировой оказался в в Париже, где поступил в Свято-Сергиевский богословский институт, почувствовав в себе призвание к монашеству. Евфимий стремился к уединению, в 1938 г. им был найден дом с участком земли, окруженный со всех сторон полями, неподалеку от деревушки Муазне (Moisenay), что в 70 км от Парижа. Митрополит благословил основать там скит. Настоятелем стал о. Евфимий. В начале 1950-х он решил посторить каменный храм. Денег не было. Тогда настоятель попросил разрешения у хозяев соседних полей собирать камни после уборки урожая. Буквально на своем горбу перетаскивал камни, сам, замешивая цемент, возводил стены. Из-за болезней Евфимия храм строился чрезвычайно медленно, 20 лет. Построив храм, монах умер и был похоронен у фундамента своего детища. В конце 1960-х церковь расписал известный иконописец Григорий Круг. Потом много лет скит пустовал, в Константинопольском патриархате не находилось желающих продолжать дело Евфимия, и только недавно агроном иеромонах Амвросий оживил все здесь своим присутствием.
отец Авмросий в окружении гостей
Затем, мы пошли в трапезную, которая сильно отличается от подобных заведений в наших церквях: никто ничего не готовил, и не убивался с грязной посудой. Просто попили чай с нанизанными на зубочистки мини-бутербродиками. Еще были оливки, сок. И все.
Старейшей прихожанке храма 91 год. Она живет неподалеку
FIN
И в заключение напишу немного о Париже. Этот город наполнен непонятной, особенной магией. Вроде бы и архитектура – ничего особенного (по сравнению с Римом, например), в электричках полно арабских тинэйджеров, и т. д., но в этот город хочется возвращаться вновь и вновь.