Олег Табаков — об эгоизме
«Возьмите меня за пример: я вдвое больше забочусь о себе, чем о других, и в результате общие дела идут неплохо...»
Месяца два я уговаривала Олега Павловича выделить время на интервью. Он не был против, но не хотел разговора на обозначенную тему «Я — и люди вокруг меня. Я — эгоист?». Ему бы про театр поговорить, про проблемы, репертуар...
Прежде, чем приступить к атакующим вопросам, я решила подстелить подстилочку: «Олег Павлович, каждый человек по природе своей эгоист, разница в степени сконцентрированности на своей персоне. Для истинного эгоиста идеальное окружение это альтруисты, которые являются средством для достижения его целей. Ведь так?». На мое заявление, Табаков ответил лирическими стихами, будто и не слышал, о чем это я говорила. Читал, сияя. Засияла и я. Время, отведенное на интервью, таяло с каждым четверостишием. Мне оставалось ждать паузу. И когда он вздохнул, чтобы набрать воздуха, холодным градом посыпались мои вопросы. Олег Павлович поежился, улыбнулся и начал отвечать.
«Эгоизм есть эгоизм и ничто другое, и мне наплевать на современную трактовку этого слова. Я чувствую, что соус, под которым нынче подается эгоизм, смягчает его вкус. Ну и на здоровье! Я понимаю эгоизм так, как понимал всегда. Не рискнул бы назвать себя эгоистом, но и отрекаться не стану. Я из тех, кто и да и нет. Меня воспитывала улица со всеми вытекающими последствиями. Пошаливал, пошаливал...В саратовском отделении милиции не без с удовольствием вспоминают, что я у них когда-то в списках числился. И несмотря ни на что, все, что заложили в меня мама, папа и Господь Бог, срабатывало в нужном направлении. Больше всего меня тянуло к чтению. Улица осталась за окном, потому что я нашел более симпатичное место для времяпрепровождения; это был диван, на нем, любимом, обложившись книжками, я пролежал года три. Тут другая крайность! С восьмого по десятый класс я практически перестал учиться, потому что непрестанно читал. Всю русскую литературу перечитал, все пьесы — Горького, Чехова, Гоголя, причем, по два, по три раза! Я лежал, читал, а рядом стояла баночка с разведенным вареньем и сухарики черные, солью посыпанные. Вот когда зарождался мой Иван Ильич Обломов. И до сих пор ничего прекраснее не знаю, как почитать и полежать!!! Я читал „Кысь“ Татьяны Толстой, последние рассказы Астафьева, „Пролетный гусь“ и другие, и плакал, значит, есть эта потребность сердечная, не отпускает...
Если говорить о разумном эгоизме в трактовке моего земляка Николая Гавриловича Чернышевского, то эта игра слов мне еще в школьные годы казалась подозрительной. Что за сочетание: разум и эгоизм? Какие нравственные принципы это привносит? Не понимал и не понимаю. Когда учителя пытались втолковать мне смысл этих слов, то я, будучи хитреньким мальчиком, моргал глазенками, а внутри себя упорствовал: ой, врете вы, такого не бывает, потому что эгоизм есть эгоизм, а разум есть разум.
Думаю, форсируемая дискуссия вокруг эгоизма связана с тем, что насильно вбиваемые в наши головы и души идеи коллективизма, были, в конце концов, полностью отторжены. Я не теоретик, а эмпирик и пришел к выводу, что на самом деле коллективизм, если уж он случается, — это высокое состояние души. В театре, который обязательно сначала образуется как студия, коллективизм — естественный этап развития, потом необходимо вовремя остановиться и сказать: «С коллективизмом покончено. Начинается нормальный театр, каждый за себя». Эгоизм такого вида оправдан. Беда в том, что некоторые в эту игру заигрываются: коллективизм умер, а они все там. Театр — это дом, семья. Если вы заметили, у нас вообще выживает только то, что организовано, как семья. Чтобы в доме было хорошо, надо терпеливо соблюдать очередь. Первый когда-нибудь все равно будет последним, и наоборот. Все и все на виду, просчитать легко, как пять пальцев. Эгоизм тогда хорош, когда он не нарушает независимости и удобства членов твоей семьи. Размахивай кулаками сколько угодно, но только до границы носа твоего собеседника; отстаивай свои интересы, личные и профессиональные, любыми способами, но опять же, не нарушая интересов других. Безусловно, характер портит режиссура, но я все-таки больше актер и педагог. Моя главная роль не режиссерская. Безусловно, я забочусь о своих подопечных, но с оглядкой на себя. Считаю, что если позаботишься о других хотя бы в половину того, как о себе, то это будет правильная пропорция: продолжай начатое дело и сохранишь его. Возьмите меня за пример: я вдвое больше забочусь о себе, чем о других, и в результате общие дела идут неплохо...
Ошибочно за эгоизм сегодня принимают желание молодых людей иметь все и сразу. Поверьте, это вовсе не эгоизм, так, детская болезнь вроде коклюша или кори. Это проходит вместе с завершением цикла детских болезней.
Скорее всего, эгоизм — желание получить максимум за то, что ты из себя представляешь. Правда, представление о том, кто же ты есть, у большей половины человечества, нереальное, в том смысле, что многие из нас с самого утра, когда чистят зубы, видят в зеркале только то, что видят и не больше. Потом начинается общественная жизнь и то, какими мы предстаем перед окружающими, далеко не соответствует тому, что у нас внутри. Человек не знает своих возможностей, они почти всегда намного больше, чем он думает. Я считаю себя self made man. Если говорить о методах, то по моему честолюбивому характеру (сейчас подхватите слово, скажете: ах, он эгоист и честолюбец!) я всегда беру на себя дело несколько меньше, чем мог бы потянуть. Благодаря такой жизненной философии приходит гармония с самим собой. Второй принцип: не бойся вложить побольше, а забрать поменьше. Согласитесь, эгоисты — люди нервные уже потому, что они все время примеривают, сколько дали им из того, что, на их взгляд, полагалось, и волнуются. Моя логика защитила меня от этого, отсюда моя психологическая устойчивость и здоровый дух. И вот, что еще важно: с того самого момента, с перенесенного в 29 лет инфаркта, я перестал делать то, что мне неинтересно. Категорически. Заставить невозможно! Эгоизм ли это? Наверное. Не мне судить, каковы результаты моего поведения, но уверен, они были бы хуже, если я бы занимался чем-то неинтересным для себя. Еще царь Соломон, самый умный человек на свете, говорил, что «человек должен быть счастлив при том, что он делает». В моей жизни бывало всякое, но почти всегда выручали, спасали несколько вещей: занятие любимым делом, «любовь к отеческим гробам» и, наконец, понимание того, что на мне жизнь не кончается... Когда мне совсем плохо, сажусь в машину и еду в город Долгопрудный на кладбище, где похоронена моя мама и женщина, которая была мне второй мамой, она воспитывала Антона. Приберусь там, помою мраморные столбики, поговорю. В Саратов на кладбище приезжаю к бабушкам и к сводному брату, там становится легче, ощущение вины, что так много недодал, отпускает. Если у человека это наличествует, пусть он будет дважды эгоистом в непривлекательном смысле слова, ему простится. Бытие уравновесится.
Не может быть человеческого достоинства без этой человеческой потребности.
(Глава из книги Дины Радбель «Я эгоист?», издательство «Вагриус»)