Как отличить подлинник от подделки (продолжение Часть третья)

Фальшаки и подделки.

Окончание. Начало см. здесь

В XIX веке подделывать старые иконы не считалось зазорным, ибо не существовало строгих критериев подлинности. Но после успехов реставрационной науки, картина изменилась. Виртуозные стилизации под древнее искусство стали пренебрежительно называть «фальшаками».

Реставрационную науку в СССР создавал Игорь Эммануилович Грабарь, непотопляемый академик, тёртый калач арт-тусовки. Именно он стал главным спецом по картинам и иконам после 1917. Несмотря на бесспорные заслуги перед русским искусством, коллекционеры Игоря Эммануиловича не любили, считали жуликом и называли «Угорь Обмануилович Гробарь». Рассказывали, что у семьи Голицыных он взял на экспертизу портрет мальчика кисти Гейнсборо, а обратно вернул мастерски сделанную копию...

Грабарь поставил во главе всей практически реставрации Григория Осиповича Чирикова. Кто такой был Чириков? До революции, иконная мастерская Чириковых была знаменита; Чириковы являлись официальными поставщиками и реставраторами икон для Русского музея императора Александра III. Таким образом, главный дореволюционный иконописец-подстаринщик стал главным советским реставратором икон!

Именно Чирикову и его кругу (Баранов, Тюлин и др.) принадлежит честь раскрытия знаменитых икон «Троица» и «Владимирская Богоматерь». Это были мастера потрясающей квалификации, знавшие свой предмет досконально.

Когда в 1930-е годы ряд подделок и копий древнерусских икон были проданы в США, они осели в коллекции миллионера Джорджа Ханна. Вскоре, после Второй мировой войны, когда американцы узнали о существовании России и русской культуры, собрание Ханна стало пользоваться интересом, потом популярностью. В подготовленном к выставке роскошном каталоге значилось, что его коллекция икон не имеет себе равных во всем Западном полушарии. Успех выставки превзошел все ожидания, это было настоящее признание, репродукции икон попали во многие западные альбомы по древнерусскому искусству, а в западных католических храмах все чаще стали появляться русские иконы...

Рассказывает известный лондонский арт-дилер Ричард Темпл: «Еще ребенком в возрасте 10-11 лет я заинтересовался иконами. Помню, как в дом моей матери пришла посылка из Америки от бабушки, в которой они были. Отчетливо помню атмосферу, окружавшую прибытие посылки, и слова матери о том, что это настоящие русские иконы. Вспоминаю, что все тогда воспринимали эту посылку, как событие. Позднее, в возрасте 16-17 лет я заглянул в Лондоне в лавку старьевщика и обнаружил там покрытую слоем копоти и пыли икону. Я выложил за нее все бывшие у меня деньги, кажется, 11 фунтов. Шесть лет спустя, когда мне было 22, в то время все мои друзья были художниками, я основал галерею, и эта икона всегда была в ее экспозиции».

Воспитанный в семье английских аристократов, в англиканской религиозной традиции, под влиянием икон Темпл уже в зрелом возрасте перешел в православие. Его галерея приобрела известность далеко за пределами Англии — «Темпл гэлери» выступает с лекциями о русской иконе в британских университетах, сотрудничает с музеями многих стран, принцем Уэльским и прочими «шишками». В огромной мере благодаря Темплу английская публика получила представление о русской иконописи и древнерусской культуре. Как признается сам Ричард Темпл, за полвека через его галерею прошли не менее шести тысяч русских икон. Часть из них пополнила музейные коллекции разных стран, часть осела в частных домах православных верующих, а часть вернулась в Россию и стала достоянием иконной сокровищницы патриарха Московского и Всея Руси.

КОШМАРНЫЕ РАЗОБЛАЧЕНИЯ

Но вернемся к коллекции икон Джорджа Ханна. Когда миллионер умер, его наследники решили продать иконы. К 1980 году, когда коллекция была уже выставлена на торги, она имела репутацию крупнейшего собрания русских икон за пределами России, а её уникальность признана мировыми авторитетами. Именно в это время и вышел на сцену русский эмигрант, специалист по древнерусской иконописи Владимир Тетерятников.

Тетерятникова пригласили несколько музеев для консультации и экпертизы по коллекции Ханна. Получив заказ, экперт обратился в фирму «Кристи» с просьбой осмотреть иконы до продажи. «Разрешение от Кристи было получено — рассказывает Тетерятников, — я вошел в маленькую команту склада, где находились иконы. Сразу передо мной возник огромный Деисус, состоящий из семи панелей, высотой около двух метров каждая. К своему искреннему удивлению, я мгновенно узнал этот „шедевр“, ибо точно такой же я длительное время изучал в Третьяковской галерее в Москве. Я даже вспомнил, на какой стене и в какой комнате он висел и висит, кажется, последние 50 лет. Поразили неестественная свежесть красок, идеальность сохранности и нарочитая реставрация деревянной доски.

Другая икона привлекла моё внимание «идеальным новгородизмом XV века». Однако, перевернув икону, я рассмеялся: древний шедевр был написан на передней стенке ящика от комода, не существовавшего в Древней Руси». Остальные иконы коллекции также оказались копиями и стилизациями...

Несмотря на это, аукцион по продаже коллекции икон Ханна прошёл блестяще: за них было выручено 3 млн долларов, был издан роскошный каталог. Газеты даже назвали эти торги «событием века».

Возмущенный Тетерятников засел за книгу «Иконы и фальшивки», в которой убедительно разъяснял, что так называемые шедевры коллекции Ханна — всего лишь списки с известных икон, хранящихся в Третьяковской галерее. Знаменитые эксперты с мировыми именами опровергали его выводы, поскольку не хотели терять свой авторитет, ведь искусствовед обвинял фирму «Кристи» в продаже заведомо фальшивых лотов.

Вскоре ему пришло от «Кристи» письмо с уведомлением о вызове в суд... искусствоведа обвиняли в клевете. Судебный процесс длился полгода. Тетерятников угрохал на адвокатов 60 тыс. долларов, а «Кристи» и того больше: оказывается, многие иконы после этого аукциона вообще были не выкуплены испугавшимися покупателями. «Кристи» попробовала реализовать их через галерею Ричарда Темпла по сниженным ценам, но и тут потерпела фиаско.

Ровно через год после знаменитого «аукциона века» судья Поллак из города Нью-Йорка сделал официальное заявление: «Дело 6678 — гражданский иск фирмы „Кристи“ против Владимира Тетерятникова — прекращён. Обе стороны полностью отказываются от своих обвинений и материальных претензий». «Кристи» сдалась под тяжестью неопровержимых доказательств русского эксперта. Правда, деньги на адвокатов ему не вернули.

---

Закончить эту статью мне бы хотелось пронзительным фрагментом из воспоминаний реставратора В. Филатова, который свидетельствует о несводимой разнице восприятия между иконописцами-старинщиками и музейными хранителями.

« В 1943 наша группа военных художников обосновалась в Паневежисе, севернее Вильнюса, ближе к границе Латвии. Паневежис тех лет был тихим захолустьем, особенно чувствовалось это по воскресеньям, когда по каменным мостовым начинали стучать деревянные подошвы дисциплинированных католиков, спешащих мимо нашего дома на воскресную мессу в костел.

Я решил посмотреть, каков костел изнутри и чем отличается от нашей церкви. Заходить сначала боялся: появление советского солдата в литовском костеле было политически некорректным. В костеле мое внимание привлекли три иконы в общей золоченой раме на правой стороне. Это были сложные композиции на сюжеты, отчетливо отсылавшие к эпохе раннего итальянского Возрождения. Я невольно замер вглядываясь в них.

От служителя костела я узнал, что иконы написаны вовсе не итальянским маэстро эпохи ренессанса, а русским старообрядцем-иконописцем Шмурыгиным — главой старообрядческой общины в литовском католическом городе. Выйдя из костела, я тут же направился к воротам дома иконописца. Мое появление его не сильно удивило: он решил, что заблудившийся русский солдат ищет ночлега.

Передо мной стоял деревенский дед с пышной бородой. Разговорились. Художник предложил мне зайти денька через два: ему как раз должны были принести икону для «поновления» и он обещал показать мне, раз уж я так интересуюсь иконами, как они «поновляются».

В назначенный день Шмурыгину принесли икону: это была «Богоматерь с Младенцем», икона средних размеров, с очень темной поверхностью, произведение старое и традиционное. Шмурыгин тут же атрибутировал ее: XV век, новгородская, — и принялся объяснять мне стилистические признаки живописи того времени, а потом рассказывать о характере повреждений. Таковых было мало, главное — потемнение олифы и копоть. «Промою и поновлю», — пообещал Шмурыгин, и я обрадовался, что стану свидетелем реставрационного процесса, осуществляемого опытным мастером.

Когда я пришел в следующий раз, икона была уже «промыта». Взглянув на нее, я замер от ужаса и насилу произнес: «Вы ведь смыли всю живопись... только белый грунт оставили!» Выяснилось, что ничего подобного: Шмурыгин показал мне, что видно прорисовку по левкасу, а также углубленные линии и цвета роскрыши, и, уверив, что ногородскую манеру наизусть знает, обещал восстановить живопись точно такой же, какой она была. Меня, конечно, совершенно обескуражила его самонадеянность: небрежное отношение к авторскому произведению XV века и полное уничтожение первоначального красочного слоя выглядели в моих глазах преступлением.

Через неделю, как мы договорились, я снова навестил Шмурыгина. И что же? Я оказался прав в своих предположениях! Икона была написана прекрасно: свежие краски, хорошо проолифленная живопись в новгородской манере... И все бы хорошо, да только вот памятник XV века пропал... нет, не пропал — был уничтожен большим мастером, одареннейшим иконописцем, подлинным знатоком своего дела.

Я долго думал о том, что же исчезло в результате этого поновления, и понял как-то вдруг, внезапно: иcчезло время. Я стал свидетелем иcчезновения времени».