Хендрик Керстенс

Возрождение северного ренессанса в творчестве Хендрика Керстенса

Льющийся из небольшого окна свет тонко очертил лик молодой девушки. Ее глубокий аскетичный взгляд отстраненно пронизывает зрителя...

Галерея работ Хендрика Керстенса насчитывает множество масштабных портретов юной леди. То властная, то слегка взволнованная, то невозмутимая или подавленная, гордая или скромная. Такая она — неуловимая и восхитительная незнакомка с «полотен» нидерландского светописца.

Когда в последние годы тенденциозность художественной фотографии обращена к вопросам все более актуального характера, касающимся острых проблем глобализации и всевозможных социальных отношений, то к подлинному возврату к первичным и важнейшим художественным замыслам для диалога с традицией обращаются немногие. Одним из таких поворотов в прошлое, а именно к классическому искусству, к возвращению к истокам углубленных поисков гуманизма, в противовес всему тенденциозному, является творчество известного нидерландского фотографа Хендрика Керстенса.

Очень характерно, что Хендрик выбирает для портретирования только свою дочь. Это обусловлено его желанием открыть всю многогранность её внутреннего мира и раскрыть идеальный образ архетипа, найденный им в ее чертах. Чем портреты молодой девушки роднят его с автопортретами прославленного Рембрандта? Как и Рембрандт, Хендрик пытается уловить диапазон своих чувств через эмоции, настроение и характер человека, найти безграничность в очевидном но, возможно, для кого-то тривиальном, в одном единственном неизменном — в лице молодой девушки, которое позволяет усилить эффект многогранности и цельности образа, заново собирая разложенное сознание зрителя. Его манера переплетает в себе отблески, которые он впитал от живописи нидерландских художников, хорошо известных и любимых нашей публикой. В первую очередь — Яна Ван Эйка, далее Петруса Кристуса, Рогира Ван дер Вейдена и, в конце концов, Яна Вермеера. Но лишь в некоторых произведениях символический ряд настраивается на изумительный новый ироничный лад. В сюжете картины сплетаются исконно традиционное и современное: будь то внедренный полиэтиленовый пакет или полотенце с биркой производителя взамен шелковых тюрбанов аутентичных портретов голландцев. Такого рода детали — решающие в его интерпретации. Но эти детали, такие как фольга на голове девушки или туалетная бумага, сплетенная в некий тюрбан, возможно, и являются доминирующими, но они, скорее, — искусный трюк для привлечения внимания. Вскоре это останется позади, лишь как деталь. Дальше же мы погрузимся во вневременную бездну её взгляда, который, пронизывая собой века, достигнет нас. Это и есть проявление невероятной смелости сопротивления чрезмерной искусственности мира, усиления акцента на вечном — поэзии жизни, возвышающей душу.

Стоит подвести черту, отметив успешно созданный автором качественно новый уровень портретной фотографии, роднящий её с высочайшими памятниками эпохи Северного Возрождения. Можно по праву считать, что фотограф мастерски воплотил сложнейший замысел возрождения традиции, но не посредством воспроизведения былых визуальных особенностей, а путем создания новых подходов к интерпретациям старых сюжетов, своего рода их трансформации на новой современной почве. Почему вывод таков? Все дело в роланбартовском студиуме. Тот, кто многократно видел произведения известных фламандцев, на интуитивном уровне выработал в своем воображении определенный образ виденных ранее картин; образ, сложенный из цепочки сюжетов и портретов, который усвоился в памяти. К этому образу относится цветовая гамма, соотношение светлого фона с контрастными пятнами одежды или, наоборот, темного фона со светлыми деталями, бледность кожи утонченного лика, характеры людей, ну и, безусловно, все остальное, касающееся визуального восприятия. Образ подобных композиционных и содержательных переплетений, словно мультипликация, мгновенно, как озарение, всплывает при первом взгляде на фотографии Керстенса. Память обобщает все, что видела ранее, соотносит это с увиденным теперь, но ни и чем конкретном не повествует. Это просто студиум, неуловимое, не поддающееся выявлению ощущение, которое спрятано от зрителя, но влечет к себе своей магической силой. Так вот, человек, столкнувшийся с этим визуальным рядом, сможет с легкостью выявить то, что этот образ традиционных произведений имеет непосредственный, трудноуловимый конкретный контакт, который, безусловно, так присущ творческим фотографиям Хендрика. Свет, позы, головные уборы — скорейшие помощники достичь поставленной цели, но только они, как говорилось выше, не являются главными. Главное — это тот чувственный подход, благодаря которому и рождаются подобные работы.

Чтобы создать эту линию, восходящую к фламандским живописцам, необходимо не только прочувствовать и хорошо знать искусство того времени, но и талантливо дополнить уже сказанное, и, возможно, не просто дополнить, а создать новую ветвь громадного дерева традиций, что является титанически сложной, требующей колоссальных усилий целью. Вся сила магического притязания находится в тонко увиденном весомом портрете, что граничит с реальностью и уводит нас вглубь гуманистических идеалов прошлого. Заставляет думать. Мечтать. Желать.

В заключении хочется провести параллель с дорогим вином. Когда полки магазина завалены, в лучшем случае, низкосортным продуктом, в худшем — дешевой химической подделкой, лишь немногие из ценителей, чтобы не быть обманутыми, тратят уйму времени и сил, чтобы отыскать жемчужину и наслаждаться поистине настоящим и восхитительным вкусом.

Так же и с искусством фотографии. Чтобы смотреть и воспринимать произведения искусства, необходимо не поддаваться безвкусному влиянию современного медийного пространства, а отдавать больше времени замечательным образцам духовного содержания, нацеленным на возрождение тех гуманистических традиций прошлого, которых так не хватает сегодня. Таким, как произведения Хендрика Керстенса.

Дмитрий Богачук, искусствовед-эксперт, Киев

www.dimitribogachuk.com